И хотя сам по себе этот трехлетней давности факт не имел к делу никакого отношения, Пшеничный не поленился пойти с Копыловым в 45-е отделение милиции, достать из архива журнал дежурств за 1978 год и переписать себе в блокнот:
«12 июля 1978 года. Дежурство прошло спокойно. В 21 час 20 минут синяя „Волга“ № ГРУ 56-12 пропорола дверцу машины „Жигули“ № МКЕ 87-21. Прибывшие сотрудники ОРУД-ГАИ оштрафовали водителя за управление автомобилем в нетрезвом виде, но прав не лишили. Других происшествий на участке не было. Участковый инспектор – капитан милиции Копылов».
Вслед за этим капитан Копылов передал Пшеничному «Домовую книгу» дома № 36-А, то есть полный поквартирный список жильцов. Изучая этот список, Пшеничный обнаружил, что в графе «квартира № 9» не указано никаких фамилий, а стоит лишь: «Спецквартира».
Теперь, имея на руках сорок восемь фамилий жильцов дома № 36-А и шестьдесят имен постоянных вечерних покупателей хлеба в соседней булочной, которые могли 19 января проходить мимо дома № 36-А, а также завербовав себе в помощники участкового милиционера Копылова, Пшеничный мог, по его пониманию, приступить к основной работе: к опросу всех этих лиц, чтобы выяснить с точностью до минут, как многоквартирный правительственный дом № 36-А прожил этот день – вторник 19 января.
Служебная, вызванная из Прокуратуры, «Волга» стояла у моего подъезда, и водитель в ней был все тот же – Саша Лунин.
– Выходим! – крикнула ему с балкона Ниночка, но прежде чем сесть в лифт, я своей печатью опломбировал дверь собственной квартиры – вот теперь пусть попробуют установить в ней микрофоны для подслушивания!
Но Светлов саркастически усмехнулся:
– Если Краснову понадобится – снимут твою пломбу и обратно поставят, ты и не заметишь.
– А это? – Ниночка вдруг вырвала у себя длинный льняной волос и ловко намотала один конец на какую-то заусеницу внизу двери, а второй к неровному концу порога.
Светлов восхищенно присвистнул, сказал Ниночке:
– Слушай, ты кто? Рихард Зорге?
– Я это в кино видела, – сказала она.
Затем мы без приключений доехали до Петровки, 38, здесь Светлов увел Ниночку к себе, в Московский уголовный розыск, а я поехал дальше – на Котельническую набережную, к вдове Мигуна.
Вета Петровна Мигун жила в высотном доме на Котельнической набережной в достаточно скромной, по правительственным стандартам, квартире. Впрочем, если учесть, что и сын и дочь уже взрослые и живут отдельно от родителей, то четыре комнаты с обширной кухней – вполне достаточно для двух пожилых людей. Вета Петровна так мне и сказала, но тут же и поправилась: «Было достаточно, а теперь-то я одна, теперь мне вообще ничего не нужно». Она встретила меня сухо, сдержанно, но все-таки провела по квартире. Старая, сороковых годов мебель, протертые ковры и кресла, на стенах в гостиной вместо картин – киноплакаты фильмов «Фронт без флангов» и «Война за линией фронта», снятые по книгам покойного Мигуна. В кабинете – пишущая машинка «Ундервуд», и вообще всюду – следы аскетизма, бедности. Полная противоположность «спецквартире» на улице Качалова. Чуть позже Вета Петровна показала мне свои семейные альбомы – вот ее отец в Чернигове, а вот она сама с двенадцатилетней сестрой Викой. А это Викина свадьба в Днепропетровске, когда Вика выходила замуж за молодого чернобрового партийца Леонида Брежнева. А вот Сергей Мигун и Вета Петровна в 39-м году – оба из сельских учителей стали чекистами и сфотографировались в Крыму, на отдыхе: молодые семьи Мигунов и Брежневых. Да, все годы дружили, сколько лет, а теперь Брежневы даже на похороны не пришли!
По московской манере разговор происходил не в гостиной, а на кухне, и, хотя в квартире было тепло, Вета Петровна зябко куталась в платок, скупо угощала меня чаем с баранками и – то ли из злости на сестру и ее мужа, то ли от одиночества – изливала обиженную душу. Главная обида – что не подписал Брежнев некролог, не разрешил хоронить Мигуна если не у Кремлевской стены на Красной площади, то хотя бы на правительственном Новодевичьем кладбище, и больше того – не только сам не пришел на похороны, но и жену не пустил. А вторая обида – на друзей. Когда-то все лезли в лучшие друзья, а теперь даже родные дети как по обязанности позвонят раз в день, спросят у матери про здоровье и тут же кладут трубку. Единственным приличным человеком оказался Гейдар Алиев из Баку, Первый секретарь ЦК КП Азербайджана. Двадцать лет назад, когда Мигун возглавлял КГБ Азербайджана, Гейдар Алиев был его учеником, помощником и близким другом, с того и пошел в гору и стал, не без помощи и протекции Мигуна, хозяином всей республики и даже кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС, то есть обогнал учителя. Но не забыл старой дружбы, не зазнался, а 19-го вечером, в день смерти Сергея Кузьмича, уже звонил ей из Баку по телефону и сказал, что тут же вылетает в Москву, чтобы быть рядом с ней до самых похорон. Но, видимо, кто-то подслушал этот разговор: через час Гейдар позвонил еще раз и сказал, что Политбюро не разрешает ему покинуть Азербайджан, поскольку, оказывается, на 21-е намечен приезд в Баку правительственной делегации Анголы.
– Ну, а кто мог подслушать – вы сами понимаете, – усмехнулась Вета Петровна. – Кто у нас решает, куда этих черномазых коммунистов посылать? Суслов да Андропов. Только у них такая власть! Негодяи, ой какие негодяи!… – раскачивалась на стуле Вета Петровна. – И еще такое про Сергея Кузьмича наговорили Брежневу, что даже Вика на похороны не пришла, и даже Гейдару запретили приехать! Подонки! У Суслова хоть хватило совести не прийти на похороны, прикинулся больным, а Андропов пришел…
– Вета Петровна, а вы не боитесь, что и сейчас вас могут услышать? – спросил я, несколько шокированный такой откровенной бранью в адрес Андропова и Суслова.
– Ой, как я хотела бы! Ой, как я хотела бы, чтобы они меня услышали! Что они мне могут сделать? В тюрьму посадить? Меня, свояченицу Брежнева? Не могут! А то, что они все негодяи – так пусть слышат! Сергей им мешал свалить Брежнева, ведь у него все КГБ было в руках. Вот они его и оклеветали, а Брежнев поверил, дурак! Так всегда бывает! Сережа ему, как верный пес, тридцать лет служил, а он даже на могилу к нему не пришел. А кладбище какое дали? Даже не Новодевичье! Ваганьковское! Ну, ничего, зато теперь они его быстро свалят, так этому дурню и надо. Они уже из него веревки вьют, раз не дали Алиеву приехать. Еще бы! Алиев бы тут быстро разобрался, кто Сережу в могилу толкнул…
В этих причитаниях, помимо неожиданных в такой старушке злости и жестокости, было несколько важных для меня деталей. Во-первых, старушка подтверждала, что ее муж был верным брежневским стражем в КГБ и тем самым мешал Андропову. А во-вторых, похоже, что Гейдар Алиев действительно близко дружил с Мигуном и хотел прилететь 19 января, и уж он-то действительно с ходу ринулся бы на квартиру-явку Мигуна, где случилось самоубийство.
Но кому-то это было не нужно, мешало, и приезд Алиева остановили. Кто? Вдова считает, что Андропов и Суслов…
– Вета Петровна, а были у вашего мужа какие-нибудь секретные материалы о заговоре против Брежнева?