– Аня, есть только один путь получить сюда вашего Гиви. Вы назовете адрес, где лежат пленки, и я позвоню в Восточный Берлин, в генштаб. Оттуда по спецсвязи это в ту же минуту придет в Москву кодированным текстом к моему помощнику. И если пленки будут на месте, вашего Гиви выпустят из «Чарли» на Запад.
– А если не выпустят? Если возьмут пленки, а его не отдадут?
– Тогда я в вашей власти. Я – заложник. Вы и ваши друзья можете сделать со мной что угодно.
Она подумала с минуту и сказала:
– Да, похоже, что иначе действительно нельзя. Хорошо, записывайте. Пленки лежат на «Мосфильме», в подвалах фильмохранилища. 693-й стеллаж, коробка номер 8209. На коробке написано: «Фонограмма к фильму „Чайковский“», но «Чайковского» там нет, там Брежнев.
Я открыл портфель и достал телефонную книгу Москвы. На 306 странице была длинная колонка телефонов киностудии «Мосфильм». В самом конце этой колонки, на 38 строке, было написано «Фильмохранилище», и тут же стоял телефон. Но телефон был мне не нужен. Я выписал в блокнот номер страницы и номер этой строки и подошел к телефону-автомату, набрал номер, который несколько часов назад дал мне полковник Трутков.
Его громкий, окающий говорок ударил мне в ухо:
– Ну, как дела? Как там Западная Европа? Все жиреют, подлецы?
– Записывайте, – сказал я сухо. – Страница 306, строка 38. Записали? Дальше: 692-й стеллаж, коробка № 8209.
– Слушай, Шамраев, – сказал Трутков, – а ты не можешь теперь послать эту жидовку подальше и вернуться? Чтоб этого грузина ей не отдавать. А?
– Не могу, – сказал я. – Их тут восемь человек, они держат меня под пистолетом.
Он молчал. Похоже, взвешивал, что они потеряют, если меня тут действительно прикончат.
– Имей в виду, полковник, – сказал я. – Если Гиви не выйдет, у меня будет только один путь выжить – рассказать здесь журналистам все, что я знаю. Ни Брежнев, ни Устинов тебе этого не простят.
– Я понял, – сказал он хрипло. – Ладно, придется отдать ей этого грузина, хрен с ним! Сейчас передаю шифровку в Москву. Диктуй мне номер телефона, с которого ты звонишь.
Я прочел на телефонном диске многозначный номер и продиктовал ему.
– Ладно, – сказал он. – Жди звонка.
Рядом с Арбатской площадью, в тяжелом каменном доме Генерального штаба Советской Армии, в шифровальном отделе приняли берлинскую шифровку и вручили ее сидевшему в вестибюле Валентину Пшеничному. Валентин открыл телефонный справочник Москвы, нашел 306-ю страницу и вышел из Генштаба. У каменных ступеней его ждала «Чайка» Жарова. Сам генерал-майор Жаров устало спал на заднем сиденье. Пшеничный открыл дверцу машины и разбудил генерала. Через восемь минут правительственная «Чайка» въезжала на территорию киностудии «Мосфильм». Перепуганный начальник ведомственной охраны студии показал, где находится фильмохранилище – в самой глубине мосфильмовского двора, за площадкой натурных съемок, где как раз в это время знаменитый режиссер Сергей Бондарчук, лауреат Ленинской премии и кандидат в члены ЦК КПСС, снимал очередную массовую сцену к новому суперколоссу «Десять дней, которые потрясли мир». Бондарчук сидел на операторском кране вмеcте с оператором, парил над массовкой. Кремлевская «Чайка» врезалась в кадр, двигаясь прямо на крохотный бутафорский броневик, с которого загримированный под Ленина актер Каюров, картавя, произносил пламенную ленинскую речь. Знаменитая ленинская кепка была зажата в его простертой руке.
– Стоп! – закричал в мегафон Бондарчук. – Откуда машина?! Убрать!!!
– Пошел на х… – небрежно проворчал в «Чайке» генерал-майор Жаров. И приказал водителю: – Езжай!
Прервав пламенную речь вождя всемирной революции, кремлевская «Чайка» пересекла площадку натурной съемки и подъехала к двухэтажному длинному серому зданию фильмохранилища. Там, в огромных залах с особым увлажненным микроклиматом, среди тысяч коробок с кино- и магнитными пленками, Пшеничный и Жаров нашли стеллаж номер 693 и на нем – большую стандартную коробку, яуф № 8209 с этикеткой «Фонограмма к „Чайковскому“». В яуфе лежали бобины с коричневыми магнитофонными пленками.
– Вы хотите послушать музыку к «Чайковскому»? – удивленно спросил у генерала Жарова заведующий фильмохранилищем Матвей Аронович Кац.
– Да, хочу.
Матвей Аронович взял из яуфа пленки и заправил первую бобину на тяжелом стационарном звукостоле. Нажал кнопку воспроизведения звука. Вместо музыки Чайковского динамики отозвались глуховатой затрудненной речью, голосом Леонида Ильича Брежнева.
– Выключай! – приказал Кацу Жаров. – Эти пленки я забираю.
– Подождите! – сказал изумленный Кац. – В этой коробке должны быть пленки с музыкой Чайковского…
Мы стояли с Аней Финштейн напротив пропускного пункта «Чарли». Между нами и железными воротами в Берлинской стене были только американские офицеры, белая линия нейтральной полосы и березовая аллея, которая тянется вдоль западной стороны Берлинской стены. Аня напряженно всматривалась в глухие железные ворота. «Фольксваген» с ее друзьями стоял у нас за спиной.
Наконец железные ворота открылись и Гиви Мингадзе вышел из них осторожной, напряженной походкой.
– Гиви! – крикнула ему Аня.
Он резко повернул голову в нашу сторону – закатное солнце било ему в глаза. Американский офицер подошел к нему, протянул руку за его паспортом, мельком заглянул в него и тут же вернул, сказал, как и мне несколько часов назад:
– Велкам ту тзе вест.
Я смотрел, как они бежали друг другу навстречу – Аня и Гиви. Алые израильские тюльпаны выпали у Ани из рук и упали на мостовую, на белую нейтральную полосу. Я усмехнулся – вспомнил нашу популярную песню «А на нейтральной полосе цветы необычайной красоты…» На этой полосе они стояли, обнявшись, – Аня и Гиви. Потом они подошли ко мне вдвоем, и Аня сказала:
– Спасибо. Сегодня ночью мы улетаем в Израиль. Может быть, и вы с нами? А? Решайтесь? У нас там совсем тепло – уже тюльпаны цветут…
В ее глазах снова были отсветы жарких песков, знойного солнца и теплого южного моря. Я покачал головой:
– К сожалению, я не могу, – и кивнул за Берлинскую стену. – У меня там сын…
Эпилог
Срочно Секретно
Военной спецсвязью
ПРЕДСЕДАТЕЛЮ СОВЕТА ОБОРОНЫ СССР маршалу Советского Союза товарищу Леониду Ильичу БРЕЖНЕВУ
МИНИСТРУ ОБОРОНЫ СССР маршалу Советского Союза товарищу Дмитрию Федоровичу УСТИНОВУ
Донесение о выполнении боевого задания № С371 от 27 января 1982 г.
По Вашему приказу сегодня, 27 января 1982 года, в 15 часов 19 минут в Восточном Берлине, на Фридрихштрассе, вблизи контрольно-пропускного пункта «Чарли» погиб в автопроисшествии присланный по Вашему распоряжению в Берлин следователь по особо важным делам при Генеральном Прокуроре СССР старший советник юстиции тов. ШАМРАЕВ Игорь Иосифович.
Расследованием происшествия занимается Главное Управление полиции Министерства внутренних дел Германской Демократической Республики.
Начальник 1-го Спецотдела Главного разведуправления при Группе советских войск в Восточной Германии
полковник Б. Трутков.
Из письма заведующего сектором печати ЦК КПСС В. Ильичева главному редактору газеты «Комсомольская правда» Л. Корнешову:
Согласно поступившему из Советского посольства во Франции сообщению, сегодня, 31 января, специальный корреспондент Вашей газеты Вадим Белкин, попросил политического убежища у правительства Франции. При встрече с представителем нашего посольства Вадим Белкин сообщил, что совершает этот поступок обдуманно, в знак протеста против отсутствия свободы творчества в СССР и из желания стать честным писателем.
По сведениям, переданным из посольства, прежде всего Белкин заявил, что намерен опубликовать в одном из западных издательств рукопись своего друга, следственного работника Игоря Шамраева, убитого сотрудниками КГБ в Восточном Берлине. Эту рукопись, сказал западным корреспондентам Белкин, Шамраев успел передать ему в Москве перед вылетом в Париж.