Матросы решают не прикасаться к супу, сваренному из этого мяса. Когда весть об их коллективном отказе достигла Парижа, Жорес, по словам рыжего, сразу понял значение случившегося. Симона поразила одна фраза Жореса. Ему нравится ясность этой фразы, которую мог бы написать Ленин. «Это не просто бунт солдат, недовольных плохим качеством пищи, — писал Жорес. — Эти люди начали героическую борьбу против царского строя в целом».
Царский строй — он как это мясо, над которым сгибается судовой врач и заявляет, поправив дрожащей рукой пенсне: «Но мясо превосходное, надо только промыть его в морской воде!» и тем наносит матросам «Потемкина» неслыханное оскорбление: значит, их не только хотят накормить супом из тухлого мяса, но еще и требуют, чтобы они признали его превосходным. А надо всем этим, конечно, безоблачное небо. Но час восстания близится, скоро оно охватит весь Черноморский флот, флот Балтийский, рабочих в арсеналах, заводы, портовые города, Петербург, Москву, все села, крестьян в солдатских шинелях, которые откажутся стрелять в своих братьев. Восстание на «Потемкине» будет первой искрой.
Предупрежденное унтер-офицерами начальство убеждается, что матросы молча отказываются от супа и вместо обеда съедают кусок хлеба, запивая его водой. Экипажу дан приказ собраться на кормовой палубе. Вызван вооруженный конвой. Командир и его помощник пристально, нарочито долго вглядываются в лица матросов — так смотрят на ребенка, желая заставить его повиниться. Хотя в адмиралтействе экипаж «Потемкина» все еще считается одним из наиболее надежных на Черноморском флоте, командир отлично знает, что на корабле распространился крамольный дух, что по рукам давно ходят листовки. Но не выдумал ли это рыжий, решив предостеречь тех, кто слишком рассчитывает на «стихийное возмущение масс»? Старший помощник как раз думает об этих листовках, и одна фраза из полицейского рапорта сама собой приходит ему на ум. «На корабле явно началось разложение», — говорится в рапорте. «На корабле разложение», — говорит помощник. Командир и помощник стоят перед матросами, как свинцовые фигурки на фоне слепящего солнца. Фраза «на корабле разложение», всплывшая в памяти старшего помощника, приобретает грозный смысл — матросы, стоящие подальше от начальства и унтер-офицеров, кричат: «Вы же знаете, что здесь разлагается». В этот миг, как ныне рассказывает немой фильм, слышно лишь глухое пыхтение машин, удары волн, разбивающихся о стальной корпус броненосца, и жалобные крики чаек. «Ну?» — спрашивает старший помощник с улыбкой, которая означает: «Бросьте валять дурака, нам все известно!» Он намеренно делает эффектную паузу, которая должна показаться матросам бесконечно долгой, словно само быстротечное время превратилось в густую, удушающую жидкость. «Хорошо, — наконец произносит он, — очень хорошо».
Он вскидывает глаза на командира, тот почти незаметно кивает головой в знак согласия, потом нагибается к молодому офицеру, бледному как полотно, и что-то ему шепчет. Молодой офицер козыряет и делает налево кругом. Прочие офицеры и унтер-офицеры тоже козыряют, уходят, возвращаются и вновь козыряют. Матросы внимательно глядят на эти балетные пируэты, сопровождаемые трелью свистка. Пока вооруженный конвой беглым шагом приближается к матросам, многие из них вспоминают свою жизнь. Или хотя бы стараются остановиться мыслью на самом главном в своей жизни, на том, что было самым значительным. Но вместо лица матери или невесты перед их взором возникает лишь угол улицы, угол стола, цветок в горшке. Когда конвой выстраивается перед экипажем, старший помощник произносит громким, очень спокойным голосом, в котором звучат ободряющие, нарочито ободряющие нотки: «Те, кто согласен есть суп, выходи из рядов! Верные долгу матросы, выходи из рядов!» Вопрос поставлен умело. Другое дело, если бы офицер потребовал, чтобы из рядов вышли те, которые отказались есть суп и таким образом признали себя бунтовщиками. Несколько человек выходят вперед, однако ноги им не повинуются, руки дрожат. Но по лицам оставшихся видно, что они не сделают ни шагу. В эту минуту родился тот собирательный образ, который навсегда войдет в историю: «моряки с «Потемкина».