В критический момент Казо не выдерживает «линию». Этот человек, который долгие годы был активным борцом, рисковал жизнью, участвуя в Сопротивлении, в период разоблачения культа личности Сталина уходит от борьбы, ищет позиций «вне идеологии», перерождается в обывателя. Так, в конечном счете оказавшись несостоятельным активистом и идейным вожаком, Казо «сводит счеты с историей».
Почему же человек, который казался воплощением стойкости революционных убеждений, «Сен-Жюстом», «скалой», как его именовал преклонявшийся перед ним Симон Борд, неожиданно вдруг капитулирует, заявляет о выходе из игры? Симона Борда (и читателя тоже) эта неожиданность немало удивляет. Кризис сознания Казо и подобный выход из него кажется нелогичным. И все же автор романа дает объяснение. Глубокая причина капитуляции Казо — в потере почвы под ногами, в утрате чувства реальности. Казо «жил в мире слов», его не трогали живые судьбы людей — в этом Симон находит ключ к пониманию ломки его убеждений. Вызванный на откровенность Симоном, Казо признается, что его никогда не занимали интересы человека.
Во время последней встречи с Казо Симон стремится оказать трезвое влияние на переживающего кризис товарища. Беседа служит проверкой собственных взглядов и позиций для Симона Борда и уроком для Казо. «Научиться мыслить трезво», «уметь распознавать главное» — в этом ключ к пониманию сложных ситуаций. Симон хочет, чтобы такая простая истина дошла до Казо. «Казо не отдавал себе отчета в своих действиях. Он считал себя коммунистом, вел себя как коммунист, особенно в мелочах, но ему не хватало главного: он не верил в историческую неизбежность коммунизма» — вот главное открытие, сделанное Симоном, которое объясняет весь путь и все поведение его товарища.
Симон Борд не довольствуется признанием факта. Он видит свой долг в другом: вернуть Казо на правильную дорогу.
Пример Симона Борда (и роман Пьера Куртада в целом) помогает многим Казо прийти к истине.
Симон Борд выверяет по жизни и опыту истории свои взгляды, устремления, его не может сбить с избранного пути или лишить веры отказ от поклонения возведенному культу. Он не сводит счеты с историей, подобно Казо, узнав омрачающие факты. Великое дело коммунизма, которому отданы лучшие порывы души, торжествует. Сквозь все личные огорчения Симон видит победы, открывающие путь в будущее. Жизнь идет вперед.
Оптимистические акценты последних глав книги примечательны. Четверть века спустя Симон снова в Москве, снова на Красной площади. Здоровая и чистая атмосфера праздника, ясные горизонты! Преодолев трудности, отбросив так мешавшие шоры, советский народ идет к новым победам в мире, изменившемся благодаря его историческому примеру и подвигу.
Таков итог, подведенный историей, героем и автором романа «Красная площадь».
Книга Пьера Куртада, вышедшая накануне XXII съезда КПСС, участвует в сложной и острой идеологической битве нашего времени.
Прежде всего поэтому роман был активно встречен французской критикой, прогрессивной — с поддержкой, и реакционной — в штыки. Выход его был отмечен почти всеми литературными еженедельниками и ежемесячниками, одними — как большое художественное явление, другими — как политическая сенсация. Книгой, проясняющей взор, показывающей торжество разума, справедливо называют роман многие авторы.
Не всё мы видим в нашей жизни и нашей истории так, как видит Куртад. Не всегда с ходом мысли романиста мы можем согласиться. Не всё в романе нам кажется в равной мере логичным и художественно мотивированным. В частности, излом Казо. Образно он сравнивается с изломом стального лезвия. Предшествующее раскрытие его натуры революционера «с твердым взглядом» не подводит к этому логически. Историю Казо можно принимать лишь как нетипичный, частный случай. Хотя замысел автора — развенчать догматический образ мышления — понятен.
Роман «Красная площадь» — политическая и художественная хроника нашего времени. Писатель прослеживает развитие взглядов, идей. Этой главной задаче подчинен строй произведения, художественная манера. Писатель часто называет и оценивает явления, не развертывая зрительной картины. Отсюда лаконизм, экономный и строгий отбор мотивировок. Обрисовка жизненных эпизодов сочетается с рассуждением, публицистическим репортажем. Стремление к тематической строгости приводит порой, как нам кажется, к обеднению художественной ткани повествования. В главах, касающихся, например, периода оккупации Франции, мы так и не узнаем, какую по существу подпольную деятельность ведут Казо, Борд. Мы лишь узнаем, что они участвуют в ней. Куртад показывает француза, испытывающего огорчения при посещении нашей страны, рисует облик Андре Жида в том свете, как он нам известен. Но история знает и пример других французов, контакт которых с советской действительностью вызывал у них прилив сил для борьбы и творчества. Вспомним Барбюса, Роллана, Вайяна-Кутюрье, Арагона!