В тот момент, когда я чуть не завалилась на бок от шока, в разговор вступил Марк Янович.
— Решение о том, будет ли подан иск в суд, я пока не принял. Поговорим об этом завтра, после окончания проверки. Жду вас всех к шести.
У меня вдруг начала появляться смутная догадка. Поднимаясь со стула, оступилась:
— Мы можем сейчас идти?
— Александра Анатольевна, задержитесь ненадолго. — Распорядился, откинувшись на спинку кресла.
После того, как Диана с юристом покинули кабинет, директор молча уставился на меня. Я не столько видела, сколько чувствовала его взгляд, так как, поставив локти на стол, уткнулась лбом в ладони, продолжая переваривать все услышанное.
Он встал и отошел к окну, уперся кулаками в подоконник.
— Мой вердикт по поводу твоей сестры будет зависеть от тебя, надеюсь, ты понимаешь это? — Не дождавшись ответа, продолжил: — На сегодня ты свободна. Езжай домой. Подумай. Говорить будем завтра. — Вернулся к столу, и, взяв какой-то свернутый в квадрат лист бумаги — протянул мне. — А будешь вести себя хорошо — я даже долг ее прощу.
— Я не буду вести себя хорошо. Так что прощать ничего не надо. — Диану следовало наказать, так как иначе она не вынесла бы никакого урока на будущее, да и я не самаритянка, чтобы за свой счет ограждать ее от проблем. Это не я их ей принесла, а наоборот — она мне!
Вышла из корпуса, не видя перед собой дороги. Прошла немного вперед и развернула то, что он мне дал. Это было мое заявление об уходе. Лист был испачкан. На нем расписывали ручку, рисовали затейливые узоры, которые люди обычно делают, разговаривая с неинтересным собеседником, отчетливо проступали коричневые отпечатки чашек и прозрачные разводы после стаканов, а в довершение — нарисованы губы. По центру. Красной ручкой.
Руки задрожали. Мне словно выстрелили в затылок. Резко обернувшись, увидела силуэт директора в окне. Он смотрел на меня. Описать свои чувства не могу. Это была дикая смесь из ненависти, отчаяния страха и разочарования. В нем. Разве так поступают мужчины, которые хотят завоевать женщину? Мерзко. Низко. Подло.
Я ушла в локацию «Техас» к конюшням и стала звонить. Вначале соседке. Ее сын работал в какой-то гос-конторе адвокатом. Узнала его телефон и сразу же набрала. Объяснила кто я, попросив проконсультировать и чуть не села на землю. Моей дуре-сестре грозил срок лишение свободы от семи до двенадцати лет с конфискацией имущества, так как, учитывая сумму, дело классифицировалось, как кража в особо крупных размерах.
Заткнув ладонью рот, замычала, и, припав плечом к стене какого-то небольшого хозяйственного строения, так как силы отказывали, трясущимися пальцами набрала номер Дианы. Она не ответила, а перезвонила, когда я уже ехала в маршрутке к метро.
— Дин, скажи — все так и есть или тебя подставили? — спросила безжизненным тоном.
— Не знаю. — Ответила глухо. — Я не считала.
Легкая надежда тут же погасла. Отключила полностью телефон и отправилась домой, чтобы провести весь вечер и ночь бросаясь на стены.
Мы с сестрой были родные по отцу. Мама умерла, когда мне было четыре. Через год отец женился второй раз, а еще через год родилась Диана. Она росла залюбленным ребенком, не зная слова «нет» и не чувствуя почвы под ногами. Ей было всего двадцать три, а за плечами уже официальный развод из-за собственной глупости и чрезмерной любви к шикарной жизни. Непростой характер и язык без костей добавляли проблем в жизни, и, как ни странно, выводов никто не делал.
У нас не было особой сестринской любви и близости, но, не смотря на это, я понимала, что она единственная кровно-родная душа на всей планете Земля. Что захочет взамен ее свободы наш шеф — примерно понимала, и от этого тошнотворный ком поднимался к горлу.
На следующий день ехала на работу, покачиваясь от изнеможения. Переодевшись в униформу, посмотрела на свое отражение в зеркале. Вместо себя увидела персонаж из фильмов-ужасов: серое лицо, синяки под глазами, обескровленные губы.
Помимо всего, что мне предстояло пережить в тот день, очень болезненным осознанием проскакивала мысль, что все окружающие, узнав о Динке, будут в дальнейшем относиться ко мне иначе. Это своего рода психологический фактор, с которым ничего не сделать. Хочешь — не хочешь, а тень падет и на мою голову. Отныне и я буду восприниматься как меченная. Есть такие слова: «дурная кровь». И они полностью дают определение людскому предубеждению относительно других. Клеймо ставится без разбору.