— Инесса…
Искренняя радость засветилась в серых добрых глазах женщины.
— Я рада тебе, девочка. Ты мне так же мила, как и твоему отцу…
Она заметила, как расцвела от счастья Инесса, увидев ее приветливую улыбку и услышав ласковое слово, и совсем склонилась к ней сердцем, почувствовала, что и она наконец будет иметь ребенка, того самого, которого уже никогда не надеялась иметь.
— Спасибо за твои ласковые слова, — растроганно молвил Иван Матвеевич, — других я от тебя и не ожидал… — И слезы блеснули у него на глазах.
Инесса еще не знала, как ей быть, как вести себя. Хотелось верить, что все это — и слова, и слезы — от чистого сердца, и вместе с тем грыз коварный бес недоверия: а может, это только безупречная игра? Улыбалась, делала вид, что счастлива, а броситься в объятия Ольги Карповны не смела, знала: в жизни все требует проверки, все истинное и прекрасное, так же как и фальшивое, проявляется единой выверенной и точной лакмусовой бумажкой — всесильным временем.
Осталась в доме Инесса одна. Со своими сомнениями и думами. Ехала с единственным намерением — увидеть отца, смело бросить ему в глаза все, что думала о нем, что считала нужным сказать. Заранее торжествовала свою моральную победу над ним, а случилось непредвиденное: сама оказалась побежденной, нежданно-негаданно попала в силок то ли настоящей, то ли деланной человеческой доброты.
За обедом Инесса ела только потому, что не хотела обидеть Ольгу Карповну, которая гостеприимно подсовывала ей лучшие кусочки, и чтобы не вызвать встревоженности отца, который следил за каждым ее движением и не сводил с нее любящих глаз. Сомневаться в том, что он принял и полюбил ее, не приходилось. Сомневалась в одном: почему же раньше, в то время когда эта любовь была так необходима ей, он отказался от дочери? Она пыталась в этом разобраться. Пошатнулась ее вера в правдивость слов матери.
После обеда Ольга Карповна заспешила к своим пациентам.
Отец тоже взял портфель, сунул в него какие-то бумаги, сказал, что спешит на заседание бюро райкома партии. Инесса попробовала напроситься к нему в спутники, ей так хотелось быть все время рядом с ним, она словно боялась остаться одна, но он решительно отказал дочери. Во-первых, ей нужно отдохнуть; во-вторых, освоиться в отцовском доме, побыть некоторое время в одиночестве, а в-третьих, он не знал, сколько продлится заседание, может быть, и до поздней ночи, поэтому в незнакомом городе ей одной будет не по себе. Обещал, что в ближайшее время специально повезет ее туда и покажет районный центр, а там и до Киева доберутся, так как Инессе необходимо ознакомиться с его памятниками и музеями. Она подчинилась отцовской воле.
Несмело, как это всегда бывает, когда человек остается один в чужом доме, рассматривала все, что привлекало ее внимание. С особенным интересом изучала отцовский кабинет — шкафы с книгами. Художественная литература, научные труды, справочники, сборники, таблицы, и не только на русском и украинском языках, но и на иностранных. Горы папок, наполненных самыми разнообразными материалами, как это поняла Инесса, собранными отцом здесь, в лесничестве, во время ежедневных наблюдений и опытов. С благоговением брала в руки книги и брошюры, на которых значилось имя отца, рассматривала их внимательно, и как-то не по себе становилось, даже страшновато было: так вот какой у нее отец!
Она сосредоточенно перекладывала папки, прочитывала надписи: пестрели мудреные термины.
Глаз случайно выхватил из кучи папку, на которой стояла надпись: «Личные документы». Что же там у отца за документы?
Это были дипломы отца — об окончании сельхозакадемии, кандидата наук, здесь же хранились и орденские книжки, наградные удостоверения, Почетные грамоты, благодарности.
Бросился в глаза пожелтевший конверт. Сердце встрепенулось, даже зашлось — увидела на конверте собственное имя, так и было написано: «Инесса».
На миг замерла, не решаясь открыть незапечатанный конверт, и именно в эту минуту в дверь постучали, и она, испугавшись, закрыла папку, забросала ее другими бумагами.
С визитом явился не кто иной, как Роланд Яковлевич Карпенко. Шагнул, будто в собственный дом, словно здесь сидели и ожидали именно его. И хоть бы застыдился или почувствовал себя неудобно, пришел в чужой дом, хорошо зная, что хозяева отсутствуют, и хоть бы что…
Заместитель лесничего отрекомендовался полным своим титулом и добавил, что он как секретарь местной комсомольской организации уже успел узнать, что новоприбывшего члена ВЛКСМ зовут Инессой, и выразил свое глубокое удовлетворение тем, что их полку прибыло, а уж как простой смертный заметил, что хотя организация их и не маленькая, но такой комсомолки, как Инесса, он лично и притальское лесничество ждали давненько.