Он все двери в телятнике обил войлоком, заменил подгнившие доски на потолке, утеплил все углы, сверкавшие изморозью, побелил стены, запасся сухой хорошей соломой для подстилки, проверил крышу, чтобы не протекала дождевая и снеговая вода. Работа, усталость — к этому он был готов. Но ведь не всегда твои усилия кончаются победой. Он это уже знал. Поэтому в жестах, словах его прорывалось нетерпение, даже раздраженность.
А гибкий, жилистый ветер уже вздымался от земли к небу, бились кроны деревьев, снег полз вверх по склонам и тревожно курились гребни холмов.
И вот когда все растворилось в белом потоке метели, пришло то, чего он ждал. Животные застонали в родовых потугах. Он зашептал по-мальчишески: «Наш день, други. Ведь я целый год ждал. Ну, милые…»
И началось, началось.
Он бросался к каждому теленку, золотистому, голубовато-серому, поднимал его на ноги, рассматривая придирчивым взглядом. Теленок открывал глаза, растопырив дрожащие ноги, тянулся к матери, а она тянулась к нему, желая обласкать его. И тут, не смея взглянуть в ее глаза, глаза, объятые ужасом, он уносил теленка от матери.
Ему тогда было грустно думать об этом. Но он вспомнил перевалы, ведущие счет годам.
И каждый раз, увидев родившегося теленка, крупного, такого живого и красивого, он преображался. И, закутав его в овчинную шубу и подняв, как ребенка, в снежном кипении нес к себе в телятник.
Он уже знал — правда, сперва только чувствовал, догадывался, а потом, роясь в книгах, натолкнулся на мысль ученого, вдруг подтвердившую его догадку, — живое существо, которое новорожденный видит в течение первых часов после появления на свет, оставляет в нем, новорожденном, неизгладимый след, подчас на всю жизнь. Имеет значение именно первое увиденное живое существо и его добрый, ласковый жест.
Вот потому-то, отлучив маленького от матери и опустив на ноги у печки, дышавшей жаром, он принимался гладить и ласкать его. А ласки у него хватало на всех.
Знаешь ли ты эту тайну и охвачен ли ты нежностью к слабости этих беспомощных, бестолковых существ — не в том ли сокровенный смысл профессии скотовода?
В телятнике было столько забот, волнений — ведь возле теленка иной раз надо дежурить, как у постели больного: ты услышал хрип в его дыхании и это тебя встревожило. А тут еще зоотехник, к мнению которого ты должен был прислушаться, а ты резко повернул по-своему, следит за тобой и кривит губы:
— Мороз-то прижимает. Ну, как же теперь?..
И в тишине его голос звучит зловеще.
В другой бы раз он оборвал его на полуслове: «Знание — штука серьезная, я согласен. Но твои знания — пока только твои. Не мешай!» Но сейчас речь шла об ответственности: болезни и падеж, год назад считавшиеся естественными — не без того, мол, — теперь стали бы для него, отважившегося сломить привычное, угрожающими, роковыми. Потому он смиренно просил об одном:
— Ради бога, займись своим делом…
А мороз, пронизывающий ветер и буран набирали силу, впрямь тревожа.
И каждое утро он поил своих подопечных теплым молоком и неистово выскребывал полы и щедро застилал их сухой подстилкой. А потом, выгнав телят на длинный пролет, давал им пробежку.
Зима в том году выдалась затяжная. В первые же сырые апрельские дни у других скотников многие неокрепшие, слабые телята простудились, заболели. И в многолетнем Привычном уже выявилась ущербность. И все-таки главный экзамен был впереди, на подходе к осени.
Однако же именно его телята раньше всех покинули стойла и двинулись гуртом на холмы, на весенние выпасы, с тем, чтобы летом уйти в урочища на плоскогорье. И хотя после майского праздника сразу захолодало, задождило, телята перенесли это легко и залоснились новой шерстью.
Каждое утро он первым делом ощупывал их головы, осматривал шерстистые ноги, гладкие, как кремень, копыта; как огня избегал сырых пастбищ и пастбищ, изрытых сусликами, чтобы животные не поедали травы, землю вокруг норок и — упаси бог! — не схватили кишечной болезни. Она-то и губит скотину, точит ее изнутри, не дает расти. Поэтому поутру он пас там, где растут тысячелистник, пижма, зверобой, ранняя полынь — незаменимое лекарство от подобных болезней и лучшее средство для аппетита.
А когда небо очистилось, земля немного подсохла и задышала, наступила теплынь. Благодать! Брызнули и запылали на солнце целые поля колокольчиков, дикой гвоздики, белой ромашки, земляники. Небо стало таким шелковисто-синим, что ему казалось, будто оно полощется над головой.
Он уже знал, что самое драгоценное время — это первые недели, первые месяцы, когда телята быстро растут, — вот когда надо обеспечить удачу. В эту пору спокойствие, самоуверенность нужно отложить в сторону, если ты хочешь довести дело до хорошего конца.