— Да ясно же, что он её боится! Ты что, не видишь? — в привычной резкой манере выражается Цзян Чэн, и Вэнь Цин помимо воли улыбается: кажется, он всегда таким был, даже в далеком детстве.
А потом двое названных брата отвернутся друг от друга. Один пойдет своей дорогой, оборвëт все связи, всë, что раннее связывало его с (почти) родным орденом, лишится того немного, что у него осталось, а второй будет пытаться воссоздать всё заново, научиться жить новой жизнью, где не будет Вэй Усяня. Их истории будут полны печали и трагедии.
Если Вэнь Цин сможет найти способ вернуть золотое ядро человеку, его потерявшему, она хоть немного, но облегчит их судьбы. Она помнила всё: разыгранный Вэй Ином «спектакль», чтобы шиди не догадался о том, чьё золотое ядро стало его, ту боль, которую темный заклинатель испытал, но перенес с улыбкой на лице, потому что знал, что в этой боли есть смысл.
Поэтому ей надо стараться. Хотя бы для этого.
— Д-да, — неуверенно произносит А-Нин, неосторожно отодвинувшись назад и стукнувшись о край кресла.
Яньли и Вэнь Цин наблюдают за ними со стороны, за дверью. Изначально они хотели пойти к ней в комнату, но понаблюдать за младшими было тем ещё удовольствием для них обеих. Тем более видеть слабо выраженную радость на обычно пустом лице А-Нина для А-Цин, всë свободное время проводящей в исследованиях ради достижения своей цели, было счастьем. Жизнь её брата с ранних лет была лишена всех ярких красок жизни, может, если бы он стал полноценным заклинателем, отдал бы заклинательству душу, его характер совсем немного, но изменился бы. А целительство, дело, гарантирующее ему безопасность и неприкосновенность (до последнего момента), в котором всё внимание было отдано старшей сестре, вряд ли запомнилось ему, пестрящем разнообразными цветами жизни.
— Кажется, они действительно нашли общий язык, — с легкой улыбкой произносит она.
— Дальше сами разберутся, во что играть. Надеюсь, у них хватит ума не соваться под дождь, а пока пойдем ко мне, — А-Ли шутливо хватается за край рукава подруги, белая ткань, расшитая знаком солнца, к счастью обеих, не растягивается.
В комнате Яньли светло, несмотря на то, что небо затянуто тучами. А-Цин делит свою комнату с братом, поэтому насладиться одиночеством у неё весьма редко получается, и в этом плане она даже немного, совсем чуть-чуть завидует своей подруги. А ещё интуитивно понимает, что А-Ли хотела поговорить с ней о чем-то важном, поэтому и отвлекла от наблюдения за братьями.
— Что ты говорила про орден Гу Су Лань? Кто тебя может убить? Ты что-то недоговариваешь, я точно это знаю, — после молчания, длившегося несколько томительных минут, спрашивает она, мягким взглядом светло-карих глаз сользя по лицу подруги, будто сможет прочитать ложь, если она сорвется с её языка.
Вэнь Цин не отвечает, потому что размышления «говорить или не говорить», занимают много времени. Про Гу Су Лань всё ясно, она писала в письме. Но стоит ли так доверять А-Ли? Как-никак, она из другого ордена, впоследствии они будут на вражеских сторонах. А рассказать то, что не рассказала никому, даже наставнице, девушке, которая её товарищ по несчастью… Может, на самом деле Цзян Яньли, скрывающаяся под маской добродушия, мысленно строит планы мести за искалеченную прошлую жизнь — не только себя, но и братьев, родителей? Может, заполучив правду в свои руки, она сделает с ней совсем не то, что предполагала Вэнь Цин?
— Я же говорила тебе… Ты — такая же, как я, и у нас общая цель, — видя её замешательство, произносит А-Ли, привычно улыбаясь, — нет смысла скрывать что-то друг от друга. Если есть, что сказать — говори. Не в моих силах развязать новую главу или ещё что-нибудь. Можешь не беспокоиться.
Её мягкий голос придаёт целительнице немного уверенности, и она уже понимает: Цзян Яньли просто не может быть какой-нибудь аферисткой, не может быть той, кто предаст при первом удобном случае. Именно поэтому А-Цин почему-то даже не боится озвучить ей правду:
— Несколько дней назад я случайно подслушала разговор Вэнь Жоханя и его сына. Они готовы…манипулировать орденом Гу Су Лань, выкрав меня оттуда, когда я уже буду замужем. Я не знаю, что делать с этим. С каждым днём мне всё страшнее находиться в своём ордене… — признание дается ей с огромным трудом, тем более, понимая, что их могут подслушать за дверью. Дверь заперта, в принципе, шаги девушки бы услышали, так что рядом никого нет, можно откровенничать.
— Вот как. Я думала о подобном. Но почему в тот раз Вэнь Жохань не предпринял такую тактику? — А-Ли задумчиво склоняет голову, и на миг её взгляд становится не виден.
— Я стала более… Талантливой? — предполагает её собеседница, чуть ли не содрогаясь, вспоминая моменты из прошлой жизни, бессонные ночи, зазубривание противоядий — в ход шли все средства, чтобы ей сказали «да у тебя талант к целительству!».
Таланта как нет, так и не было. И если бы Вэнь Цин спросили, она бы хотела прожить жизнь обычной заклинательницы, лишенную заботой о судьбе мира, которую ей малодушно возложили на плечи, а она приняла эту ношу. И чтобы та была непосильной, разделила её с Яньли.
— Тебя никто не тронет. Ты — слишком важная фигура в их плане, А-Цин. Я так думаю, — по голосу А-Ли не совсем понятно, растеряна ли она или предугадала это, — твоя жизнь в безопасности.
— Тогда мы всё равно вернёмся к первоначальному плану? Ничего не менять, наблюдать со стороны? Я продолжу изучение золотого ядра, — скорее утверждает, а не спрашивает Вэнь Цин.
— Я буду присматривать за братьями. Делать, что должна. И ещё у меня осталось одно незавершенное дело…
…сделать то, что не должна совершать по сценарию…
Третий год я зову — только эхо в ответ,
Обманул меня ветер, запутал твой след.
Только сталь твоих глаз не забыть никогда,
А в груди ледяная морская вода.
Комментарий к X глава.
А… Эм… Что тут писать… Я не знаю, причем тут Мельница, и есть ли какое-нибудь сравнение/ассоциации с главой у человека в нормальном состоянии, а не у меня ;-;
========== XI глава. ==========
Я ладонью левой, как щитом, Заслонить хочу мечту заветную. Этот сон мне не развеять.
Правой я сжимаю, как клинок, Память о земле, ныне неизведанной.
Без конца стеною холодный дождь идет.
Никто не знает, что на самом деле Цзян Яньли всегда любила Цзинь Цзысюаня. Никто не знает, сколько бессонных ночей она провела за готовкой супа из лотоса — всем пострадавшим от рук ордена Ци Шань Вэнь и отдельно — ему. Никто не знает, что на самом деле, если бы ей сказали, она бы собственное сердце из груди вырвала, всë, если потребовалось. Это знала лишь она сама. Лишь она знала о своих чувствах, которые стремилась ото всех скрыть в иррациональном страхе оказаться вновь отвергнутой, о чувствах, которые следовало умертвить хотя бы из жалости — они же совершенно невзаимны. Яньли понимала это и всë равно натягивала на лицо добродушную улыбку, беспрекословно выполняла всё, что ей скажут, беседовала с госпожой Цзинь. Матушка ей бы гордилась. Гордилась бы той А-Ли, что не стала заклинательницей, а твердой походкой шла по пути, который сама начертила. Вот только она не знала, что походка её — шаткая и неуверенная, слова — фальшивы, и даже чувства — поддельные.
Цзян Яньли прокручивает в голове события прошлой жизни. Вот она, ещё совсем ребенок, смотрит на наследника ордена Цзинь с детским любопытством в светло-карих глазах и не делает лишних движений, повторяя то, чему учила её мать и чему учили все слуги: быть максимально кроткой и спокойной, улыбаться, производить приятное впечатление. А-Ли в этом преуспела, но приятное впечатление, кажется, произвела только на госпожу Цзинь.
Снова она, только уже чуть постарше, вновь видит Цзинь Цзысюаня и радуется хотя бы тому, что дышит с ним одним воздухом. А-Ли знает, что он равнодушен к ней, но продолжает действовать ему (и себе) на нервы, снова возникая на горизонте с милой улыбочкой и предлагая отведать суп из лотоса. А-Ли, наверное, очень маленькая и глупая, но она обязательно добьётся его любви и признания!