Выбрать главу

Цзян Яньли утешает Вэй Ина, который успел подраться с её почти-что-мужем, ведь до помолвки (было) недалеко, врет ему и сама себе в том, что никогда А-Сюаня не любила, да и не нужен ей такой человек в принципе. А-Сянь, кажется, верит, и девушка вздыхает с облегчением. Главное, чтобы её ложь не зашла слишком далеко.

Она почти не расстроена из-за расторжения помолвки. Как можно сердиться на Вэй Ина, из-за которого, собственно, всë и случилось? Цзян Яньли искренне не понимает этого, но понимает одно — если судьба так старательно разводит их по разные стороны баррикад, может, не следует так пытаться?

Когда во время войны с Ци Шань Вэнь ей приходится временно жить в Ланьлине, чтобы помогать по мере возможностей, Цзян Яньли думает о том, что, возможно, всë не так уж и плохо: видя израненных людей, их родственников, семьи убитых, которых она тщетно утешала, девушка понимала, что счастье в том, что братья хотя бы живы. И даже, если ничего не осталось, надо улыбаться и помогать тем, кому помощь требуется. Так её учили. Так она привыкла.

Так А-Ли думает ровно до того момента, пока ещё во время войны не подслушивает разговор несостоявшегося мужа с госпожой Цзинь. Делает она это совершенно случайно, просто проходит мимо его комнаты, по привычке оставляя около неё суп. Пусть даже Цзысюань не знает, что это именно Цзян Яньли — неважно. Но вот, когда из покоев начинает доноситься привычный голос подруги матери, девушка из любопытства останавливается.

— Матушка, поверь. А-Ли хорошая. Она ведь совсем идеальна, не так ли? Но она кажется ненастоящей. Я не знаю, о чём думает эта девушка. Невозможно же вечно ходить с улыбкой на лице! — кажется, наследник ордена Цзинь действительно гневается. Яньли знала эту интонацию — с ней он почти всегда говорил подобным тоном в редкие встречи.

— Что за бред ты несёшь? Я давно общаюсь с ней. Это просто ты ищешь всякие глупые отговорки! Хочешь быть как отец, да? — не менее раздраженно отвечает госпожа Цзинь, давя как раз на больное место, избитую тему..

Цзян Яньли не выдерживает и отдаляется быстрым шагом от этого места. Её душат слёзы, а она прикрывает рот рукой, чтобы не расплакаться. Когда она в последний раз плакала? Когда узнала, что Пристань Лотоса сожгли? Сейчас же ничего такого не произошло, так почему слёзы медленно стекают с лица?

А всё потому что Цзинь Цзысюань чертовски прав.

Цзян Яньли сама была виновата. Сама утопила свою личность за фальшивыми улыбками и извечной добротой. Своими руками рушила свою судьбу.

И больше такого не повторится.

А-Ли твердо решает, что ошибок больше не наделает. Говорят, что умные учатся на чужом опыте, но можно ли прошлую жизнь считать чужим опытом?

Долой маски. Долой лесть и притворство. Отныне и навеки Цзян Яньли не будет лгать и сомневаться. Эту жизнь она не разрушит, не зря же ей второй шанс дали, в конце-концов.

— Только вот… Что я должна делать? Правильно ли поступаю? Мне приходится обдумывать каждый свой шаг, но это того стоит, не так ли? Я действительно была права? Мне приходится спрашивать это каждый раз, когда я делаю что-то, чего не делала в той жизни. Наверное, это нормально… — тихо говорит девушка сама себе, ранним утром сидя около пристани и глядя вдаль, словно кого-то ждет.

А-Ли разговаривает сама с собой. Это ничуть не одиночество, нет. Просто успокаивает. Солнце едва поднялось на небо, светит ещё слабо и почти не согревает. Яньли сейчас бы выспаться перед предстоящей ночной охотой, но сна нет от слова совсем. Наверное, это всё из-за тревоги, ведь ей вновь пришлось принять довольно серьезное решение.

…может, если она расскажет всё Цзысюаню, можно будет многого избежать?

А-Ли мысленно ругает себя за глупость. Нет. Её посчитают сумасшедшей. Да и к тому же… Девушка сжимает руки у сердца. Её чувства к нему гораздо слабее, чем были раньше. Наверное, это связано с тем, что сейчас у неё только одна задача — спасти свою семью. У Цзян Яньли в руках почти все карты, и она не может проиграть эту партию: на кону стоит слишком многое. У неё нет времени. У неё чертовски мало времени.

Они с А-Цин обещали никому не рассказывать о своем, так сказать, даре. Никто, собственно, не поверит. Они были правы. А-Ли разжимает руки и проводит по речной глади.

Два года. До основных событий, которые перевернули всю мировую историю, осталось лишь два года. Так мало времени…

Оказывается совсем не скучно играть, когда знаешь правила…

Она снова с улыбкой на лице идёт в дом, чтобы найти братьев и поговорить с ними насчёт ночной охоты. А-Ли довольно долго их с собой не брала, поэтому чувствовала даже некое чувство вины перед двумя маленькими солнышками, которые хотели, чтобы сестренка увидела, как они совершенствуют свои навыки, как сильно продвинулись вперед за всё эти годы. И Цзян Яньли, конечно, не сможет отказать им.

У А-Сяня с А-Чэном такие заспавшиеся лица, круглые глазенки, когда они видят её рядом с их кроватями, расширяются, хотя, казалось бы, куда шире. А-Ли ещё сильнее улыбается, глядя на этих детей, которые пока не знают ничего страшнее проигрыша кому-то в споре. Дети рано или поздно вырастают, прекрасно зная, что их ждет в будущем, Яньли старается отогнать эти мысли.

Нельзя позволять прошлому брать верх над эмоциями, позволять влиять на происходящее, если, конечно, это будет явно не в лучшую сторону.

— Проснулись уже? — мягко спрашивает она, улыбаясь в привычной манере, — пойдёте со мной на ночную охоту?

Мальчики быстро обмениваются беглыми взглядами и синхронно кивают, тут же принявшись задавать вопросы:

— Ты уже сказала матушке?

— Здорово, наконец-то! Куда пойдем?

— Надолго?

— Давайте всё решим чуть позже. Я сама спрошу разрешения, — девушка мягко наводит обоих на мысль о том, что их вопросы немного, но надоели, собираясь уходить, как её останавливает голос Цзян Чэна:

— Ты всегда одна всё делаешь! Можно мы с тобой сходим?

— Да, мы ведь уже не маленькие, — потакает ему Вэй Ин, имитируя обиду и отворачиваясь к стене.

— Если хотите, можете пойти со мной, — обещает Цзян Яньли, как можно быстрее выходя из их комнаты и останавливаясь.

В последнее время чувства заметно обострились. Ей очень больно наблюдать за братьями, потому что, глядя на них, невольно всплывают картины прошлого, особенно того времени, когда все считали Вэй Усяня мертвым, а Цзян Чэн не знал, как ему реагировать на это. Она обнимала его, говоря, что всё хорошо, однако, в душе таила слабую надежду на то, что брат жив. Когда ей рассказали, что она надеялась не напрасно, Цзян Яньли мечтала о том, что её А-Чэн и А-Сянь поладят и вновь будут неразлучны, как раньше. Однако…

А-Ли сжимает ткань своего платья, пытаясь отогнать ненужные мысли, а затем вздыхает. Тогда она была далека от вражды кланов, политики и прочего, не являлась способной заклинательницей и уж конечно не знала, что её ждет в будущем.

Глупо сейчас об этом думать. Навязчивые мысли заполняют голову, пропитывают сознание горькими воспоминаниями, а желание вновь поговорить с Вэнь Цин, являющейся её подругой по несчастью, становится всё сильнее.

Силу защитить те вещи, что нуждаются в этом,

И слабость, что надежду может разом погубить,

В своем сердце сохраню и шагну навстречу дню!

***

— А-Цин. Скажи прямо, ты обижена на меня?

Вопрос наставницы заставляет поморщиться и как можно быстрее закончить расставлять упавшие книги. Вэнь Цин вообще забыла, на что обиделась. У неё с детства был колкий характер, и ругалась она чаще всего не со зла, а потому что это была своеобразная манера общения. Вэнь Саэ, её тётя, её наставница, та, кто по большому счету должна понимать её лучше, чем кто-либо, видимо, всерьёз была обеспокоена.

— Какая разница. Будто меня спрашивают, с кем я хочу связать жизнь! — она ведь не хотела никого обижать, тем более — почти последнего родного человека…

А-Цин в очередной раз качает головой.

— Я правда не из тех, кто расстраивается по мелочам! — уверяет она и говорит чистую правду, — какой в этом смысл? Простите, если задела Вас, тетушка.

— Ничего-ничего! Просто после встречи с тем молодым заклинателем… Его ведь Лань Сиченем зовут, да? Так вот. Мне кажется, ты стала не такой резкой, как раньше. В твоём характере словно что-то изменилось, но, вероятно, это вижу одна я, — старшая целительница подпирает подбородок рукой, глядя карими глазами на ученицу, — вот и подумала, что могла задеть тебя.