Маленький А-Сянь не виноват в том, что родился сыном друзей главы ордена Юнмен Цзян. Не виноват в смерти родителей. Не виноват в том, что когда-то в молодости Юй Цзыюань ревновала Цзян Фенмяня к этой странной Цансэ-саньжэнь и старалась всячески найти её черты в ребенке, объяснить странную заботу о нём. Всё это происходило словно рефлекторно, инстинктивно, женщина не могла объяснить эту странную ненависть.
Юй Цзыюань не была глупой. Она прекрасно знала, что маленький А-Сянь ни в чем не виноват, но все равно срывала на нем свою злость, всë равно не могла принять тот факт, что он — часть их семьи.
— Мне больно наблюдать за тем, как вы ссоритесь с А-Сянем. Он же не виноват. Все дети разные, чаще всего они действительно шумные и иногда раздражающие. Я люблю вас, я не хочу, чтобы вы ругались, — тем же тоном, с той же невинной интонацией продолжает А-Ли.
В её взгляде — доброта, смешанная с лёгким сожалением; крупица мудрости, несвойственная ей по возрасту. Юй Цзыюань снова невольно задумывается. Жизнь всего лишь одна. Может, действительно стоит всё наладить? Она не так уж много времени и проводит с Вэй Ином, чтобы тот мог успеть ей надоесть. Неприязнь на подсознательном уровне — неужели это всё, на что она способна?
И женщина действительно раздумывает над словами А-Ли. И старается не смотреть на А-Сяня как на последнего человека в своей жизни, однако, всë же не прекращает ругать по каждому поводу, но Цзян Яньли только радуется — ругань выходит материнская, такая же, какая доставалась Цзян Чэну и изредка ей. Вэй Ина больше не ненавидят в собственном ордене. И девушка счастлива.
Обстоятельство примиряет даже родителей: проходя недавно около небольшой беседки, Яньли увидела в ней силуэты отца и матери, не устояла перед искушением подсмотреть за ними — голос матушки, конечно, доносился издалека, но он был таким…ласковым? А-Ли не помнила, когда в последний раз слышала такие нежные интонации — наверное, когда она была маленькой и когда Цзян Чэн был совсем ребенком. Девушка видела, как родители берутся за руки, а на лицах обоих сияют искренние улыбки, чувствовала бесконечную радость от осознания их примирения после немой ссоры. И вновь гордилась собой. Что-то у неё всё-таки получилось.
(И всё не пойдет по плану, но будет так, как надо.)
Она уж и думать забыла об этом происшествии. Почти забыла. Цзян Яньли, кажется, впервые в жизни увидела, как еë родители улыбаются друг другу, выкинуть это из головы невозможно было. И через три месяца матушка позвала её к себе, чтобы сообщить приятную новость о том, что скоро у них с А-Чэном и А-Сянем появится ещё один братик или сестричка.
«Она не забыла про А-Сяня», — такая была первая мысль в голове девушки, когда губы непроизвольно растянулись в радостной улыбке, а руки будто сами по себе обхватили мать за талию, обнимая. И тогда Юй Цзыюань впервые обняла свою дочь, не считая ранних детских лет. Она считала нежности ненужными, свято верила в то, что воспитывать надо методом кнута и пряника (иногда даже без пряника), но сейчас переосмыслила свои принципы.
— А-Ли, — наконец произносит она, улыбаясь так, как никогда раньше. Разве что рядом с мужем в той беседке, — спасибо тебе. Странно звучит, но я поняла кое-что благодаря нашим разговорам.
А-Ли хочет сказать, что этого было чертовски недостаточно — она могла бы сделать больше; но в итоге лишь кивает головой, не меняя выражение лица. Её целью всегда было помирить родителей, сделать так, чтобы к А-Сяню относились как к родному сыну, но она не задумывалась о появлении на свет ещё одного ребёнка. В принципе, это было очень даже хорошо.
Цзян Яньли думает, что жизнь действительно в какой-то степени является чьим-то талантливо написанным сценарием, в котором все — лишь марионетки; дернешь за ниточки — они начнут двигаться, не дëрнешь — останутся на месте.
Так было, пока одна из кукол не обрела собственную волю. Даже не одна. А-Цин же такая же, только ей не повезло: она не смогла бы при всем желании оставить родителей в живых. А-Ли всем сердцем уважает целительницу ордена Ци Шань Вэнь, они подруги, она не одна, их двое. И они обязательно справятся.
Ей никто не мог сказать, как надо поступить правильно. Никто не мог подсказать, что делать и как скажется на собственной судьбе принятое решение. И всё же Цзян Яньли ни о чём не сожалела, упрямо шла своей дорогой и старалась не оглядываться на прежние ошибки. Жизнь только-только начала налаживаться, упустить такой момент категорически нельзя.
Странствуя между мирами, я храню в себе память
О каждом моём воплощении. И в назначенный час
Я узнаю тебя
По первому прикосновению.
— А-Мэй… — словно зачарованно, повторяет А-Ли, держа на руках маленькую девочку, которая непослушно толкается своими маленькими ручками, пытаясь вырваться из сестринских объятий.
У неё были очень красивые светло-фиолетовые глаза, такие же, как у Цзян Чэна и отца. Всем остальным — формой лица, даже слегка голосом, малышка напоминала мать. А-Ли улыбалась, ритмично покачивая её из стороны в сторону. Сколько она не держала младенцев на руках? Яньли была слишком маленькой, когда родился А-Чэн, чтобы укачивать его, их разница в возрасте составляла всего два года. С А-Сянем была та же история, наверное, единственным разом было то, что одна её знакомая заклинательница Юнмена, немного обучавшая А-Ли, попросила её ненадолго посидеть со своим сыном.
У девушки тут же заболело сердце. В той жизни у неё тоже был сын. Цзинь Лин… Ребенок, который так и не познал родительской любви. И Яньли отчетливо помнила, как держала его на руках, только увидев, хотя думала, что не переживёт ночь его появления на счет. Она была сильной, она должна была быть сильной. Когда А-Лин вырос, девушка хотела всегда помогать и поддерживать его, давать то, чего сама почти не получила в детстве, но в итоге получилось, что дала она ему лишь очередной повод для саморазрушения, тоски и боли — свою смерть.
Ей было не страшно умирать. Она знала, что Цзян Чэн обязательно позаботится о племяннике.
— А-Ли, она действительно милая… Повернись, пожалуйста! — из раздумий её вывел голос А-Чэна, который тоже находился в их комнате. Девушка улыбнулась, давая ему рассмотреть свою младшую сестренку.
— Не урони еë только, — предупредительно сказала мадам Юй.
— Я не буду, — пообещал Цзян Чэн, всë ещё опасаясь брать А-Мэй на руки.
Девочка, конечно, вряд ли позволила бы ему это сделать, потому что возмущенно пискнула и сильнее вцепилась слабыми ручками в рукав платья Яньли.
— Цзян Чэн, ты её своим видом пугаешь, — хихикнул Вэй Ин так, чтобы никто не услышал, кроме них троих.
— Заткнись, — возмутился А-Чэн.
— Ребята, давайте обойдемся без ссор хотя бы сейчас, — примирительно произнесла А-Ли.
В своих руках она держала маленькую жизнь, свою младшую сестренку, которая смотрела на неё своими выразительными не по возрасту глазами, позволяла прикасаться только ей, возмущенно отворачивалась, когда робкие попытки взять её, завернутую в оставшиеся чистые полотенца, на руки предпринимались Цзян Чэном и смотрела на А-Сяня как-то по-особому задорно и игриво.
Цзян Яньли обязана её уберечь.
В их истории теперь будет место ещё одной девочке.
***
Одной ночью Цзян Яньли невольно задаётся вопросом: может быть всё, что сейчас происходит — лишь её предсмертный бред? Или наоборот? Она спит, а всё происходящее — лишь сон? Не может же человек переродиться в себе с воспоминаниями из прошлой жизни?
Или может?
А-Ли бездумно смотрит в потолок и жалеет о том, что А-Цин рядом с ней нет. Её подруга такая мудрая, рассудительная, но даже она, наверное, не нашла бы ответа на этот вопрос. И девушка смиренно улыбается, понимая, что даже если это — выдумка, не реальность, а сон, она должна продолжать пытаться хоть что-то исправить. Если бы действующими лицами осталась бы её семья, она бы, вероятно, не задумалась об этом, но после рождения А-Мэй осознание почему-то не давало ей покоя.
Цзян Мэй ужасно похожа на мать. Если А-Ли характером пошла в отца, даже пусть и была довольно неплохой заклинательницей, то А-Мэй с ранних лет проявляла качества, свойственные Юй Цзыюань в молодости. Матушка то и дело сравнивала её со старшей сестрой, которая была бесконфликтным ребенком, в принципе, такой и осталась, говорила, что А-Ли с детства постоянно улыбалась и вела себя спокойно. Крохотной двухлетней А-Мэй нужно было внимание, и неважно, кто его уделял — родители или братья с сестрой.