Это утро было до ужаса мрачное, настолько мрачное, что ей хотелось плакать. На лицах братьев не было былого веселья и духа дружеского соперничества. Даже А-Сянь не улыбался, как всегда, Цзян Чэн вёл себя тише воды, ниже травы, Цзысюань не изменял манеру речи и поведение, но по его глазам можно было понять, что что-то не так.
Все не так.
Одна только А-Мэй ничего не замечала, усевшись на колени старшей сестры и увлеченно рассказывая ей про кукол. А-Ли бы в другой раз с радостью поддержала этот разговор — о, как ей не хватало в детстве такого собеседника! Она всегда мечтала о старшей сестре, о подруге, которая могла бы поиграть с ней в детские игры. Тогда у родителей уже родился Цзян Чэн, и им было немного не до неё. А будь у нее человек, который смог бы поддержать разговор с ней о её интересах, Цзян Яньли была бы очень счастлива.
И именно сейчас она стремилась дать младшей сестренке то, чего ей так недоставало в детстве. А-Мэй повезло. Когда она родилась, родители уже были счастливы, забыли прежние обиды и поговорили не как глава ордена со своей госпожой, а как муж с женой, люди, связанные брачным узами, долгом перед родными — и капелькой своеобразной любви.
— Сестренка А-Ли меня не слушает, — надулась А-Мэй, замечая, что старшая сестра ведет себя как-то рассеянно и немного неохотно поддерживает с ней разговор.
— У сестренки А-Ли появились дела, Мэй-Мэй, я обязательно приду к тебе, давай в другой раз? — неловко спрашивает она, поднимаясь со стула.
Цзян Мэй смотрит с недовольством, в фиолетовых глазах метают молнии, какие были у матушки, когда та доставала Цзыдянь. Точно, Цзыдяня Мэй-Мэй не хватает — тогда точно вылитая мадам Юй бы вышла.
И выйдет ещё. Матушка что-нибудь придумает. На крайний случай А-Ли ей свое кольцо-кнут отдаст и будет с любовью наблюдать за тем, как из маленькой сестренки растёт красивая и сильная заклинательница. Вот уж за ней все точно будут бегать! И никто не посмеет назвать некрасивой девушкой с обыкновенной внешностью!
А-Ли надеется, что Мэй-Мэй не затаит на нее обиду. Просто она не может взять и объяснить ребенку, что происходит. А-Мэй не поймет, мала ещё. И забудет горящую пристань как страшный сон. А может, стоило отправить её к бабушке в Мей Шань?
— Куда идешь? — спрашивает её Цзысюань, будто бы специально стороживший выход. У него всё ещё мрачный взгляд и ощущение безбожно-ужасного стоит комом в горле.
— Хочу попрощаться, — тихо говорит Цзян Яньли, быстро отдаляясь от него.
Как бы сильно она супруга не любила, сколько бы не делила с ним супружеское ложе, как бы не клялась в вечной любви — сейчас она должна попрощаться с домом и мирной жизнью. И сделать это одной.
С каждым местом напрямую связаны хорошие воспоминания. Около этого берега она учила А-Сяня и А-Чэна рисовать. Около этой пристани они играли все детство, А-Сянь был страшным драконом, А-Чэн — храбрым рыцарем (решили на камень-ножницы-бумага после дикого скандала, поднятого едва ли не на всю Поднебесную), а Цзян Яньли неизменно оставалась слабой принцессой, которую все всегда спасали.
Сегодня пора поменяться ролями. Сегодня это она всех спасёт.
— Прощай, Юн Мен, — произносит она, видя, как в дом направляются люди из Ци Шани.
Они идут горделивой походкой и держат голову прямо. Ужасный жест, тем более в другом ордене — высказывать самолюбие и превосходство над другими.
Цзян Яньли в той жизни бы заплакала горькими слезами от осознания ужасного. Цзян Яньли в этой жизни крепится и идет наперекор судьбе с воинственным блеском в миндалевых глазах.
Она теряла однажды. И не потеряет дважды, раз такой чудесный шанс выпал все изменить и исправить, если и его потеряет — никогда себя не простит.
***
Юн Мен в огне.
Чувства метаются между сумасшествием и рациональным спокойствием.
Цзян Яньли уверенно меч в руках держит, да не атаки бояться бы следовало, а огня, который резиденцию заживо пожирает, и их вместе с ней. Она держится спокойно, отдаёт указания слугам и тут же замечает, что глаз нервно дергается, а руки предательски дрожат.
Ее никто не осуждает, и Цзян Яньли думает, что не заслужила такую семью.
Теперь, когда они вшестером бок о бок стоят, обороняясь, она вновь чувствует себя дома.
Очнись, Цзян Яньли, твоего дома больше нет. Вам надо спастись. Обороняться бессмысленно, если не хотите лишних жертв — а вы их не хотите. Итак слишком много адептов по твоей вине пало — не сберегла, не спасла вовремя. Вот и расплачивайся за свою беспомощность.
Цзян Яньли крепко меч в руках держит, пробирается ближе к матушке и тихо говорит:
— Нам надо бежать.
— Оставить Юн Мен? Ты считаешь, что я могу оставить свой дом? — лицо Юй Цзыюань искажается в гневе — настолько злых искр в глазах А-Ли не видела никогда, даже когда она ссорилась с мужем.
— Мы умрем, если останемся! — восклицает А-Ли, — Цзиньчжу, Иньчжу, заберите А-Мэй и бегите!
— Перестань командовать, — кричит на нее мать, вновь активируя Цзыдянь и отбрасывая в сторону какого по счету противника.
— Моя госпожа, их слишком много. А-Ли говорит правильно, надо бежать отсюда. И как можно скорее.
— Цзян Фенмянь! Ты так ничего и не понял!
У Цзян Яньли безвольно опускаются руки. Только не здесь, только не сейчас, пожалуйста, прошу, умоляю вас, не ссорьтесь, когда мы все едва выживаем здесь.
Цзян Чэн с Вэй Ином и Цзысюанем синхронно разбегаются по три стороны от Цзян Фенмяня и Юй Цзыюань, готовые защищать их. А-Ли остается рядом, но её словно не замечают.
Сейчас родители сконцентрированы только друг на друге. Ветер треплет их волосы, развивает. У Юй Цзыюань во взгляде открытая ненависть, у Цзян Фенмяня — прежнее ледяное спокойствие, которое вот-вот рухнет.
С каждой секундой напряжение все возрастает, пока их дом не вспыхивает алым пламенем. Из него доносится шорох сгоревших, поломанных досок и отчаянный детский крик.
Детский…
Сердце Цзян Яньли пропускает удар.
Мэй-Мэй!
— А-Мэй! — кричит Юй Цзыюань, бросаясь к обгоревшим доскам. Вэни расступаются перед ней, словно прекращая битву на время, чтобы дать матери оплакать своё горе.
— Нападайте, что вы встали! — кричит Вэнь Чао своим противным голосом.
Дальнейшие действия проходят, как в тумане. Цзян Яньли не уверена, что она ещё жива. Луч надежды теплится у нее в груди, когда Юй Цзыюань выходит из руин сгоревшего дома — пожалуйста, пожалуйста, пусть А-Мэй будет ранена, хоть искалечена на всю жизнь — но жива!
Но Юй Цзыюань выходит одна, и ярость в её глазах говорит о том, что она порождена местью матери за собственное дитя.
— Убью! — возгласает она, с размаху отбивая Цзыдянем нескольких адептов. В её фиолетовых глазах пылает жгучая ненависть и бешенство, — убью! Всех до единого — убью!
— Мадам Юй!..
Цзян Яньли слышит отчаянный крик Вэй Ина — и сердце пропускает второй удар.
Матушка была так ослеплена яростью, что не смотрела себе за спину, куда прокрался Сжигающий Ядра. Он уже занёс руку, готовый сделать свое дело — но Юй Цзыюань оттолкнул Вэй Ин, подставившийся под удар вместо неё.
Цзян Фенмянь среагировал быстро, хватая свою жену на руки и осматривая взглядом остальных своих детей.
Цзян Чэн и Цзинь Цзысюань едва держались, тяжело дыша и поддерживая друг друга, чтобы не упасть. Яньли ранена, но сильно шокирована. Это чудо, что её ещё не задели.
— Довольно с нас… — одними губами прошептал он.
А-Ли бросилась к неподвижному телу Вэй Ина. Странно, в её глазах должны были стоять слезы, но она… Не плакала. Просто ничего не чувствовала. Просто мрачная решимость выжить взяла верх. И она держала своего брата на руках, высчитывала пульс, облегченно вздыхая.
Ядра нет. Но он жив.
— А-Ли, — Цзысюань, весь в пыли и мелких царапинах, подходит к ней, перекладывая Вэй Ина на свои плечи. Раны ему не к лицу, золотые одежды запятнаны кровью — А-Ли надеется, что не его, — я позабочусь о нем. Помоги Цзян Чэну.
На ватных ногах девушка, спотыкаясь, бежит к брату, оценивая его состояние. А-Чэн, кажется, как и она, не до конца осознает происходящее, а все движения у него на автомате выработаны. Он ранен, но тоже не очень сильно — жить будет. Хватается за руку сестры и с обезумевшим видом спрашивает: