Перед глазами вновь стоит картина сгорающего дома, дым, впитывающийся в лёгкие, отточенные годами приемы самообороны, действия, происходящие, как в тумане, застеленные прозрачной дымкой, что защищает разум от невыносимого зрелища, с каждым днем умаляя воспоминания.
Все равно оглушительный треск сгорающих досок забыть невозможно, и детский крик из памяти не вычеркнуть. Цзян Яньли прикрывает воспаленные глаза — прожитый ужас нередко снился ей по ночам, и она не могла спать спокойно. А теперь вновь подняла эту тему. Молодец, что сказать.
— Если глава Цзян и госпожа Юй не нашли тело, то… — Цзысюань пытается состроить на лице более безмятежное выражение, но о надежде в голосе даже говорить не стоит, —…возможно, Инчжу и Цзиньчжу помогли ей бежать. Она могла спрятаться. Вэни могли забрать ее к себе, в конце-концов! — последнее предложение он почти кричит; А-Ли опускает руку на его плечо.
— Вы мыслите слишком оптимистично, — холодно одергивает их Цзян Чэн, — если А-Мэй и могла выжить, спрятаться, то либо задохнулась от дыма, либо попала в лапы этим мерзким людишкам. А они не пощадят её только из-за возраста, — А-Ли четко улавливает материнский тон в голосе брата.
Аура безнадежности, что мрачной пеленой сейчас окутывает их троих, пропадать даже не собирается, и она думает, что лучше будет помолчать.
— Я хочу посмотреть на то, что осталось от Юн Мэна, — чуть позже заговаривает Цзян Чэн, и он произносит эти слова уже намного увереннее предыдущих, — орден Ци Шань Вэнь не мог там остаться. Отец говорил правильно, им сейчас не до перестройки сгоревшего Юн Мэна. Вы же помните, в каком состоянии он был, когда мы проиграли, а ведь ему ещё гореть как минимум несколько часов оставалось.
Цзян Яньли не узнает родной дом.
Если бы кто-нибудь показал ей выжженную землю, навсегда пропитавшуюся кровью адептов, если бы ей кто-нибудь сказал, что их резиденция останется горой пепла — она бы не поверила.
Она и сейчас не верит в происходящее.
В тот раз все было по-другому. Цзян Яньли долгое время находилась в Мэй Шане, потом в Лань Лине, и когда же прибыла в Юн Мэн, Цзян Чэн уже его более-менее в порядок привел. И она не вышагивала по руинам, не боялась споткнуться, идя по доскам. Весь её родной орден действительно стал кучей никому не нужного пепла — пепла, что вместил в себя то, что было дорого сердцу девушки, её детство, её юность, её жизнь. Даже две.
И расставаться со всем этим было невыносимо больно.
— Зачем им надо было убивать? Они не присвоили себе ничего, кроме жизней невинных адептов и А-Мэй… — злобно шипит под нос Цзян Чэн, расхаживая взад-вперед на месте, где раньше был их дом, в котором они росли, в котором прошла вся их жизнь.
Естественно, он был в ярости.
Если бы этот проклятый орден отстроил Юн Мэн заново, воспользовался территорией, то было бы ещё плюс-минус терпимо. Было бы понятно, за что сражались и проливали кровь. А выходило то, что все принесенные жертвы случились лишь по прихоти Вэнь Жоханя и его желания показать свою силу и власть над другими.
— Гу Су Лань пострадал от них же, — тихо напоминает ему Цзян Яньли, — Цин Хэ Не… И Лань Лин Цзинь. Их ещё не затронуло.
Лань Лин… При мысли о том, что и второй дом может охватить бущующее пламя, Цзян Яньли чуть не потеряла дар речи. В тот раз этого не случилось. Но в этот раз все идёт наперекосяк и совсем не так, как им нужно.
Пылающие дорогие дома, окутанные золотом, а теперь — огнем, облако черного дыма, зловеще выглядывающее на небе, атмосфера безысходности, ласковое дыхание Смерти за спиной — оступишься, сделаешь неправильный шаг — и можешь с жизнью прощаться.
Цзян Яньли ещё раз такого не вынесет.
— А-Ли, ты говорила что-то про будущее. Лань Лин тоже ждет такая участь? — и девушка отчетливо слышит тревожные нотки в любимом голосе. Лань Лин Цзинь для Цзинь Цзысюаня — то же, что и Юн Мэн для неё. Был. Поэтому ей понятен этот страх потери.
— С нашим орденом все будет нормально, — Цзян Яньли сначала подчеркивает «нашим», однако, позже задумывается, не ранило ли это её брата. Цзян Чэн все ещё стоит с опустошенным взглядом и смотрит на дом. То, что от этого дома осталось. Вряд ли он слышит их диалог. (Цзян Яньли молится, чтобы не слышал), — но… Многое меняется. Я думаю, если твой отец продолжит сохранять более-менее мирные отношения с Ци Шань Вэнь, то все обойдется.
Цзысюаня пробивает легкая дрожь. А-Ли знает, что их ждет дальше. А-Ли не может быть твердо уверена в своих решениях.
А кто-то из них сейчас может быть хоть в чем-то уверен?
Они идут дальше, чеканя почти синхронный шаг. Твердая опора под ногами, что когда-то их всех удерживала, с треском рушилась. И это всё происходило постепенно. Не сразу. Можно было бы догадаться. Были предпосылки. Они виноваты, они так виноваты…
(Она)
Цзян Чэн первый решается подойти к главному зданию. Здесь они росли. Здесь в первый раз открыли глаза. Здесь отец познакомил их с Вэй Ином. Здесь матушка часто сердилась и ругалась на них. Здесь каждый вечер собирались ужинать за одним столом. Здесь прошла вся их жизнь.
Все длилось так долго. Все закончилось так быстро.
Цзян Яньли сглатывает подступивший к горлу комок. Цзян Чэн опускает взгляд и сжимает руки. Цзысюань отходит от них чуть подальше. А-Ли хочет окликнуть его, чтобы не споткнулся на сгоревших досках — после падения Юн Мэна от дома остались только жалкие остатки, пепел, запах гари и изломанные деревянные дощечки.
— Смотрите… — тихо проговаривает он, наклоняясь вниз и подбирая что-то блестящее с земли.
Яньли хватает А-Чэна за руку и быстрым шагом приближается к мужу. Её сердце грозит остановиться в ту же секунду. Это… Колокольчик?
Серебряный колокольчик, символ ордена Юн Мэн Цзян… Такой был и у неё, и у Цзян Чэна, даже у Вэй Ина, хотя мадам Юй сильно протестовала сначала, но все же, недовольно ворча, сама повязала на приемного сына эту вещь.
И у А-Мэй такой был. Маленький, искрящийся на солнышке, звонкий…
А-Мэй любила его настолько, что отказывалась снимать даже перед сном. Служанки, видя в девочке госпожу Юй, потакали каждому её капризу.
Разлучиться с безделушкой Цзян Мэй не могла. Яньли помнила, как сестренка закатила скандал и истерику, потеряв его. К поиску подключили чуть ли не весь орден, а оказалось, что он всего лишь закатился под кровать…
То, что сейчас этот самый колокольчик, разбитый, вероятно, из-за падения с высоты — вещь была ужасно хрупкая! — свидетельствовало только об одном: Цзян Мэй всё-таки мертва.
К глазам мгновенно подступили слезы, и Цзян Яньли даже не стала пытаться скрыть их. Цзян Чэн тоже плакал — по его бледному лицу стекла уже не одна слезинка за все это время. Её брат был, кажется, намного больше привязан к Юн Мэну: в будущем ему предстояло возглавить его. А А-Ли спокойно нашла свой дом и в Лань Лине. Она знает — её брат не прижился бы там. А значит, они, рожденные от одних родителей, очень разные…
В будущем ему предстояло возглавить Юн Мэн…
Будущее мгновенно обратилось в пепел, по которому троица заклинателей молча вышагивала сейчас.
— И все же было бессмысленно приходить сюда, — тихо говорит Цзысюань, — по крайней мере, мы знаем, что Вэней здесь нет.
Сжимая в руках колокольчик младшей сестры, Цзян Яньли ничего не ответила. Она была слишком погружена в отчаяние, чтобы что-то говорить сейчас.
Вот Цзян Мэй только новорожденный ребенок, и она уже показывает свой нрав, не усиживая на месте и норовя сорваться и побежать куда-нибудь.
Вот Цзян Яньли держит её за ручку и ведет гулять по пристани, рвет нежно-розовый лотос и заплетает в красивые темные волосы, говоря, что теперь А-Мэй — повелительница всех лотосов в Пристани.
Вот лицо матушки становится счастливее с каждым днём, когда она замечает, как крепнет их семья.
Вот Цзян Чэн и Вэй Ин спорят о том, получится ли вторая Пурпурная Паучиха из Мэй-Мэй.
Вот она гуляет с сестрой последний раз.
Другого раза не будет.
Для Цзян Мэй все закончено.
***
Вэнь Цин впервые разрешает Вэй Ину встать с кровати, когда его раны более-менее затягиваются: без золотого ядра дела идут куда хуже, и на их заживление требуется больше времени, чем обычно.