— Сестра, а быть целителем — это трудно? — спрашивает у неё Вэнь Нин, глядя своими круглыми глазами на неё, когда она устало зевает — сказывается недосып и ночи, проведенные в размышлениях.
— Нет. Если правильно всё делать и усердно учиться, то всё очень даже просто, — А-Цин треплет его по голове, прибавляя для пущей суровости: — именно если будешь учиться, а не страдать непонятно чем!
А-Нин вздыхает, за свои десять лет привыкший к такой смене настроения сестры. Его, кажется, не пугает то, что она станет его наставницей, а сама А-Цин от такой мысли, наверное, вздрогнула бы. Она далеко не образец для подражания, у неё выучить все снадобья удалось при помощи каких-то высших сил, что посылают ей странные видения вдобавок ко всему. Вэнь Цин знает, что произойдет завтра, знает, что произойдет сейчас, всё это так медленно и рутинно, что ей кажется, будто она один раз жила эту жизнь и теперь проходит вторую попытку. Из-за таких мыслей хочется смеяться, ведь перерождение, реинкарнация — какая-то глупость, придуманная кем-то от скуки и тоски. Книги с такими жанрами читать интересно и захватывающе, но, увы, в реальной жизни А-Цин слишком скептик, чтобы верить в подобную чушь, как мистика. Хотя, если всё же брать в расчет видения, можно сослаться на то, что она всё-таки целительница — та, которую считают «не от мира сего», та, которая должна загадочно улыбаться и оставлять вокруг себя одни тайны и загадки. Вэнь Цин усмехается, не подходя ни по одному критерию.
— Не волнуйся, скоро я сделаю тебя полноправным целителем и буду загружать работой так, что мало не покажется! — победно произносит она, немного даже смеясь над наивностью брата. А потом становится его жалко. Почему-то ей, прошедшей ровно через столько же трудностей, что и он, жить проще. Бабушка просила наставлять А-Нина, значит, А-Цин сделает это, как подобает старшей сестре. И ни за что не отступит от своей цели.
Они возвращаются домой, когда солнце окончательно садится, а улицы покрываются мраком ночи. Вэнь Нин боится темноты, во сне жмется к ней, а она ласково скользит по темным волосам и боится засыпать, потому что знает — ночь, сон, всё это принесет не эфемерное счастье, расслабление, бегство от реальности, а ещё более сильные мучения, видения, от которых кровь стынет в жилах.
На этот раз ей вновь снится женщина в одежде ордена Ци Шань Вэнь, с такими же волосами, как у Вэнь Цин, что, рыдая, сжимает чьё-то тело в своих руках, говорит неразборчиво и пытается кого-то позвать. Девочке хочется закрыть глаза, сделать все, чтобы не видеть будущую себя, а это точно будущая она, но единственное, что в её силах — наблюдать, стараться распознать черты лица мёртвого.
То, что она понимает, приводит её в шок. Ей каждую ночь снится один и тот же сон, но только сейчас Вэнь Цин разглядывает, лицезреет четкую картину — человек, чьё имя она шептала в слезах, чью руку безостановочно сжимала на пульсе, пытаясь найти признаки жизни, человек, которого она больше всех любила, оказался её… братом.
От осознания столь ужасного сна Вэнь Цин вскакивает с кровати посреди ночи, вся дрожит и не может отвести глаз от мирно спящего Вэнь Нина.
— Как же так… — она закрывает лицо руками. Все видения сбывались. Все сны сбывались. И что же это такое? Почему именно она?
Девочка вновь пытается уснуть, успокаивая себя одной мыслью: если этому суждено сбыться — у неё есть несколько лет. Той женщине, что была главной героиней трагедии, Вэнь Цин в будущем, было на вид лет двадцать. Если видение правдиво — у неё ещё есть шанс всё изменить…
Теперь она просто обязана чаще прислушиваться к себе. Обязана защитить последнего человека, что ей дорог, потому что обещала себе и бабушке.
Если бы обещание было единственной причиной.
Сейчас ею движет чистый интерес. Вэнь Цин хочет узнать, повлияют ли её действия на будущее.
Берега — становятся более хрупкими.
А вода.
Но я сейчас не об этом.
Корабли — бросают мне на воду шлюпки,
А я пою, пою тебе эти куплеты…
Комментарий к II глава.
«Пистолеты и розы»
Я пыталась описать характеры обеих героинь… получились какие-то расстройства шизофренического спектра и что-то непонятное…в общем, как всегда…
========== III глава. ==========
Я ночами брожу по квартире.
Рядом бродят мои печали.
Видишь, даже спустя километры молчания…
Я так скучаю, я так скучаю, я так скучаю…
— Матушка, могу я Вас кое о чём попросить?
Яньли вежливо выговаривает каждое слово, склоняясь в почтительном жесте. Она, кажется, впервые приступает к таким активным действиям, впервые позволяет себе решить свою дальнейшую судьбу, хоть она уже давно и решена, но внести свою лепту надо попробовать, рискнуть. А-Ли не хочет быть бесполезной и эту жизнь прожить так же, как и ту. Не зря же ей дали шанс всё изменить? Тот, кто это сделал, видимо, прямым текстом ей намекнул, что ей надо переставать плыть по течению и слушать, что говорят другие люди. Цзян Яньли уже столько раз была наблюдательницей, но вот толка от её наблюдений не было, поэтому сейчас пора переходить к более суровым и важным для неё самой методам. Неважно, был ли тот разговор якобы с прошлой версией себя плодом воспалённого воображения, синестезийной фантазии или чего-нибудь из этого ряда. Даже если так, этот разговор много для неё значил. Именно тогда, встретив ту, кем когда-то якобы являлась, девочка решила изменить эту жизнь. Ну или попытаться изменить. Только придется притворяться и делать это с наибольшим трудом — никто же в её бред не поверит, поэтому пусть считают, что…
—…можете ли Вы научить меня искусствам заклинательства?
Кажется, впервые на лице матери она видит что-то, кроме обычного беспристрастия и холода, что-то, смешанное с удивлением и каким-то другим чувством. Неужели гордость? Наверное, Юй Цзыюань и правда гордилась ею, увидев в дочери свои черты. Всё же характером Яньли пошла в отца, в отличие от своей матушки, она была слишком спокойной, улыбчивой и мягкой к окружающим. Она никогда не стремилась создать вокруг себя ауру страха и жестокости, что по пятам преследовала родительницу. Её боялись другие заклинатели, боялись адепты, а она никого не боялась. Ею восхищались, а она не восхищалась никем вовсе. Цзян Яньли немного даже завидовала, потому что своё мнение высказывала редко, да и высказать иногда боялась, потому что знала заранее, что её непременно ждёт. А-Ли достигла своих идеалов, правда, не своих, а навязанных ей. Потому что тот, кто учил её кроткости и терпению, бесприксловному подчинению, явно допустил одну небольшую оплошность: он не учёл мнения самой девочки.
Её мнения никто и не спрашивал.
Где-то глубоко в душе А-Ли, может быть, даже обидно. Может быть, часть её всегда стремилась к большему? Теперь настал тот момент, когда о своих желаниях надо заявить во всеуслышание. Неважно, какой будет ответ. Цзян Яньли — не игрушка в чьих-нибудь руках, она — самостоятельная личность, способная принимать решения сама. За ней преимущество в виде тех самых видений, что прекрасно резонируют с природной интуицией, дополняют друг друга, делая её почти пророком, наперед знающим всё. Но пока рано об этом говорить. Да, это ещё Яньли ни разу не подвело, да, её подсознание старательно уберегало девочку от всего, что могло случиться, но долго ли это может продолжаться? Вдруг невидимые силы исчезнут так же внезапно, как и появились, ничего после себя не оставив? На них не следует так полагаться. И изменять характер не следует. Главное — не просчитаться и сделать всё как можно гармоничнее…
— Я не против обучать тебя, А-Ли, — наконец произносит мать, глядя дочери прямо в глаза. А-Ли не боится её взгляда, ей совсем не страшно — она же ни в чём не провинилась, многие девушки, да и зачем лукавить, сама Юй Цзыюань обучалась заклинательству, — но почему ты так резко захотела это сделать?