После уроков он увидел, что хоть и по отдельности — впереди Тайка, за ней на приличном расстоянии Митька — но оба идут к лесу, хотя все нормальные люди ходят через овраг. Припомнил Вовка и вчерашнее, и то, как сегодня полез Митька с ним в драку из-за Тайки. Припомнил даже, что на уроках Митька вертел головой в ее сторону… И вдруг его ошеломила мысль, что Митька влюбился. Еще немного… и Вовку обуяла зависть. Да-да, он прекрасно понимал, что зависть. Стало быть, Митька способен на такое, а он, Вовка? Ну нетушки, он докажет Митьке, что и он тоже не лыком шит. Подумаешь, дело большое — влюбиться.
Наскоро пообедав, он выскочил на улицу и первой, кого увидел, была Шура теть Пашина. И хотя она была на целых два года старше его, Вовка понял, что именно в нее он сейчас должен влюбиться, а то не дай бог влюбится кто другой, и кто тогда ему достанется? Или, еще не хватало, в чужую деревню бегать?
Он подошел к Шуре и, хотя спина у него вся взмокла, с небрежным видом предложил:
— Пойдем прогуляемся. В… в лесочек.
Шура с удивлением посмотрела на него.
— Гуляй себе, если делать нечего, а мне некогда.
Чувствуя, что его планы рушатся, в последней степени отчаяния он подхватил палку, валявшуюся у дороги, и дрожащим голосом сказал:
— Не пойдешь — отлуплю.
Шура засмеялась и пошла домой. Вовка чуть не заревел от досады, но, к счастью, увидел Катю.
— Кать, ты куда торопишься? — заискивающе спросил он.
— В МТС. Там, говорят, дрожди привезли.
Дорога в МТС шла лесом. Вот это повезло, так повезло.
— Возьми меня с собой, я тоже пойду. Бабка жаловалась, что дрождей нет у нее.
— Пойдем. Дорога не купленная, — сказала Катя.
Она была маленького росточка и совсем не похожа на тех, в которых влюбляются. Но ведь умудрился же Митька влюбиться в Тайку, чем она лучше Кати. А Катя не хуже, вот только что маленькая очень, даром что в одном классе учатся.
— Давай с тобой дружить, — сказал Вовка.
Катя порозовела: она правильно поняла это предложение.
— Давай, — согласилась она. — А ты мне портфель носить будешь?
— Зачем?
— Как зачем? Я какой-то фильм видела, там девчонка с мальчишкой дружили, и он за ней портфель носил.
— Вот еще не хватало.
— Тогда какая это дружба? И еще цветы ей в комнату кинул. Ты в комнату не кидай, а то мама заругается, а ночью тихонько, чтоб никто не видел, положи на крыльцо. Я утром встану и сразу догадаюсь, что это ты положил.
— За-зачем? — обалдел Вовка.
— «Зачем-зачем», — удивилась Катя. — Ясно, зачем.
Но Вовке совсем не было ясно, и он приуныл. Одно дело — быть влюбленным, и другое — быть посмешищем для всей деревни.
— Ты… чтоб ни с кем без меня не ходила, — рассчитывая, что это ей не понравится, сказал он.
Но она покорно кивнула головой.
— Хорошо.
— Ни с кем. Ни с ребятами, ни с девчатами.
— Хорошо.
— И в школу идешь — жди меня. Хоть я на целый урок опаздываю, ты все равно жди.
— Хорошо.
Вовка обозлился.
— Что ты все «хорошо» да «хорошо». Других слов не знаешь, так молчала бы лучше.
— Хорошо, — испуганно заморгала Катя.
— Тьфу, — сплюнул Вовка. — Ну попугай и попугай.
— А чего ты ругаешься? — пискнула Катя.
— Ничего не ругаюсь.
— Нет, ругаешься.
— Не ругаюсь.
— Ругаешься.
— Говорю тебе — нет! — заорал Вовка.
— Ругаешься, — совсем разнюнилась Катя.
Вовка опомнился, замолчал. Через несколько шагов, успокоившись, Катя сказала:
— А в кино держи меня за руку.
Ни слова не говоря, Вовка что есть духу рванул назад.
Катя что-то кричала ему вслед, но он все бежал и бежал. И когда выбежал из леса, оглянулся и не увидел ее, то весело засмеялся и, насвистывая, вприпрыжку поскакал домой. На душе у него давно не было так легко. Словно груз какой свалил.
«Пусть другой какой дурак влюбляется, а я погожу», — уже нисколько не завидуя Митьке, думал он.
IX
По утрам, просыпаясь, Митька чувствовал себя счастливым, что день еще только начинается, что все впереди. Иногда он даже ловил себя на том, что мурлычет под нос какую-нибудь песенку. Прямо чудеса с ним стали твориться последнее время: все делалось как-то легко, словно играючи. Ему никакого труда не составляло наколоть поленницу дров, целое воскресенье, не разгибаясь, копать с матерью картошку, чистить хлев, таскать воду… Даже наоборот, если ничего не делал, ему вроде бы было труднее дышать, тело становилось неуклюжим, непослушным.
— Это тебя сила распирает, растешь, — говорила мать ласково. И с грустью добавляла: — Тебе расти, мне стараться. Что поделаешь — жизнь.