Работа сдружила Генку с Миколой. Вечерами, принарядившись в белые рубахи, они шли на «базар» — так называлось место, где собиралась молодежь. Там они садились на бревна, наблюдали, как танцуют под гармонь парочки. Или в тесном душном зале высиживали то и дело обрывающийся фильм.
В один из вечеров за ними увязался Митька — так звали вихрастого мальчишку, просившего у Генки табачку.
У каждой хаты Митька останавливался и слушал, как лает собака.
«Гав-гав», — надрывалась собака.
— Гав-гав, — отлаивался Митька.
У одной из хат собаки не было слышно: то ли спала, то ли ее просто не было. Но Митька зачем-то сунул палку в плетень и стал шуровать ею.
— Гав-гав, — вызывал он, а сам потихоньку пятился.
— Смотри, цапнет, — предупредил Микола.
— Не цапнет. Гав-гав!
И вдруг что-то темное бесшумно перемахнуло через плетень и повисло на Митьке.
Над селом понесся густой Митькин вопль…
Ребята с трудом отогнали разъяренную собаку, пошли дальше. Митька, прихрамывая, охал.
— Ну чего тебе от нее надо было? — выспрашивал Генка.
— Ничего. Голос охота послушать.
— Че-его? Собачьего голоса никогда не слыхал?
— Слыхал. У всех слыхал, а у этой проклятущей никак добиться не могу. Бас у нее, наверное, — пасть-то большая.
— Она его который уж раз цапает, — посмеивался Микола. — Изорвет когда-нибудь.
— Не изорвет. Я ей теперь мослы носить буду, приручу.
Чем-то Митька очень напоминал Костьку из родного города. Может, своей непоседливостью, может, тем, что тоже что-то выдумывал, что-то искал. Эх! Знали бы там ребята, чем он занимается здесь, позавидовали бы, наверное! Генка сам теперь удивлялся, почему раньше он считал работу нудным и неприятным делом. Ведь работать хоть и не очень легко, зато здорово как! Вот одна машина ушла, увезла фрукты, вот другая. И каждая повезет по свету капельку твоего труда. А кто-то — может быть, у них же на Севере, может, те же ребята с его двора — будет есть фрукты и похваливать. И в голову им не придет, что это Генка для них старался.
Генку поражало, как много и щедро дарила украинская земля. Хоть бы чуть этого добра к ним на Север.
Идешь по улице села — иди серединой: во все щели плетня протиснулись, пролезли ветки крыжовника, смородины, малины, так и норовят вцепиться в одежду. Кажется, просят, требуют: «Ну остановись, попробуй, смотри, какие сочные, сладкие ягоды у нас».
Но редкие прохожие равнодушно проходят мимо. Разве это продукт? Так, баловство одно детишкам.
Идешь по улице — иди серединой, а то ненароком влепит тебе яблоко по голове или груша перезрелая мазнет по лицу, долго не отмоешься.
На бахчах, прямо на земле, поджаривались на солнышке тыквы, арбузы, дыни. Всего вдоволь. Одно плохо — травы нет. Чуть свернул с золотистого песка дороги — колючки, колючки, хотя с виду и притворяются безобидной мягкой травкой. Ни посидеть, ни полежать. Совсем не то, что у бабушки в деревне — валяйся где хочешь. Удивительно, как коровы жуют эти зеленые иголки. Микола говорил, вывезли как-то отсюда коров на целину — подохли от настоящего сена, есть не могли. Не то что люди, ко всему привыкающие. Как он, например.
И тут Генка почувствовал, что ему сейчас больше всего на свете хочется своего, северного. Рыбы, кислой брусники, мягкой, с неуловимым вкусом морошки… прохладного ветерка.
…Генка, Митька и Микола сидели на песке у дороги: ожидали машину с корзинами.
— Во рту пересохло, — пожаловался Генка.
Митька, усмехаясь, вытащил из кармана три спелых помидора, дал Генке один, другой протянул Миколке.
— Где взял?
— Где взял, там нету.
— Сладкие, — сказал Микола, доев помидор.
— Ешьте, мне не жалко, — Митька вытащил из другого кармана еще два помидора.
Съели и эти.
— Хороши?
— Хороши. Одно плохо — мало.
— Пошли сегодня вечером, — зашептал Митька, — целую фуражку наберем.
— Вон что, — протянул Микола. — Своровал?
— Подумаешь, «своровал»! — огрызнулся Митька. — Две штучки и взял-то…
— А если ребятам сейчас рассказать?
Митька вскочил, злобно уставился:
— Сами сожрали, а на меня теперь валите! — и побежал от них.
— Дурной он какой-то, — сказал Генка.
— Да нет, ничего. Его дома много дерут ни за что ни про что. А так хлопец он ничего. — Микола приподнялся и стал звать Митьку. Но тот был уже далеко.
— Жаль, у вас моря нет или реки хоть какой, выкупаться бы сейчас.
— А у вас есть?
— Еще бы! Часть Ледовитого океана — Белое море. Слыхал?
— Проходили. Холодно небось?