— А что самое опасное? — спросила Нона.
— А? — Сестра Сковородка моргнула, словно путь ее собственных мыслей ускользнул у нее из-под ног. Она стояла темная на фоне великолепия витражей.
— Вы сказали, что прикосновение к Пути — вторая по опасности вещь, которую может сделать человек, — сказала Нона. — А что самое опасное?
— Уход с Пути, конечно, — ответила Сестра Сковородка, снова сосредоточившись и став острой, как бритва. — И почему же, Послушница Гесса? — Она указала на Гессу позади себя, не отводя взгляда от Ноны.
— Потому что, когда ты уходишь с пути, ты должна быть очень осторожной, чтобы вернуться в себя, а не в какое-то другое место, — сказала Гесса.
— В другое место, — повторила Сестра Сковородка. — В какое-то ужасное место, откуда ты можешь никогда не вернуться. В темное место, где шепчутся невидимые демоны. В горячее место, где твой разум будет гореть. В настолько холодное место, что мы, оставшиеся здесь, увидим намек на его мороз в твоих пустых глазах. В безмолвное место, куда время не рискует входить и откуда ничто никогда не уходит... Ты должна вернуться в себя. А что еще? Что еще делает возвращение опасным, Послушница Арабелла? — она указала на Ару.
— Ты должна владеть тем, что держишь, — сказала Ара.
— Правильно. — Кивок. — Каждый шаг по истинному Пути Предка — пути, проходящем через все творение, — это дар и бремя. Каждый сделанный шаг — это дар сырой силы творения, каждый шаг увеличивает потенциал внутри вас. Звучит неплохо, не так ли?
Нона кивнула. Истории рассказывали о Святых Ведьмах, наполнявших свои руки магией, которая могла разнести в щепки самую крепкую дверь, превратить камень в порошок. Они говорили, что Сестра Облако могла метать молнии, как гроза. Сестра Сова могла одним взмахом руки разогнать мужчин, словно они были кеглями.
— Представь себе поток твоего любимого напитка. Девушки любят медовое вино, не так ли? Только представь себе.
Нона никогда не пробовала медового вина, вина или меда, но она снова кивнула.
— А теперь представь, что тебе его вливают в рот. Тебе нравится вкус, ты глотаешь и глотаешь, это хорошо. Но кувшин продолжает литься – он бесконечен – слишком быстро, – и ты можешь только глотать. Твой живот раздувается, желудок разрывается. Ты не можешь больше терпеть. Ты вырываешься.
— Путь — что-то вроде этого. Ты возвращаешься переполненная даром, горящая им, взрывающаяся им. И ты должна овладеть и привести в порядок то, что тебе дано. Потерпишь неудачу, и подарок разорвет тебя на части — всегда по-разному. И смерть будет не быстрой. Дар поддерживает. Даже уничтожая тебя, он будет держать тебя здесь. Даже когда ты будешь гореть, остатки тебя будут переносить настолько острые страдания, что императорские палачи зарыдают от зависти. — Сестра Сковородка нахмурилась, как будто хотела еще что-то сказать, потом выжидающе посмотрела на Нону.
— Тогда я буду придерживаться мечей и яда, — сказала Нона.
— Ха! — Сестра Сковородка рассмеялась лающим смехом. — Это все, на что ты сгодишься, юная Нона, если не будешь работать над своей безмятежностью. Безмятежность — это то, что приведет тебя сквозь туман этого мира к Пути. Ясность позволит тебе увидеть его. У меня нет претензий к твоей ясности. С другой стороны, твоя безмятежность... — она пошевелила пальцами.
Нона проигнорировала смех, разнесшийся по комнате. Большая часть класса не знала о ней ничего, кроме того, что она показала в испытании Щита. Это и то, что она сломала Дарле палец, конечно. И сегодня утром пустила в ход настоящий нож против Арабеллы Йотсис. И сделала то же самое в первый же день своего приезда.
— Я нахожу безмятежность трудной, Госпожа Путь.
Сестра Сковородка похлопала Нону по плечу и вернулась в начало класса, калейдоскоп цветов скользил по ней, пока она шла.