Нона продолжала идти, хотя путь становился все теснее. Казалось, трещина вот-вот сойдет на нет, и она все больше беспокоилась, что может застрять, не в силах ни повернуть, ни отступить, зажатая в холодных объятиях камня, пока фонарь не погаснет и жажда не сведет ее с ума.
— Кто бы это ни был, он, должно быть, повернул назад. — Темнота поглотила ее голос.
Страх дразнил ее, заставляя двигаться дальше.
Ближе к самому узкому месту Нона заметила сажу на стене. Ее было трудно не заметить, учитывая, что нос был всего в дюйме от нее, а затылок царапал противоположную стену. Дым от ее фонаря поднимался вдоль стены, перекрывая более старую черноту.
— Они, должно быть, повернули здесь.
Тем не менее Нона проковыляла еще ярд. Здесь больше не было закопченных стен. Она начала было возвращаться, но остановилась и принюхалась. Ее собственный фонарь испускал едкий смолистый дым горящего камень-масла, но в воздухе висел еще один запах, более сладкий, всего лишь слабое воспоминание о нем. Старый дым, но не дешевая дрянь, которую жгли послушницы: Нона почувствовала такой же дым в прихожей дома настоятельницы и в Зале Сердца, когда первосвященник проводил суд.
Она рванулась вперед, теперь схваченная с обеих сторон, извиваясь там, где трещина в камне была слишком узкой для ее бедер. В какой-то момент челюсти скалы сжали ее голову, и она не могла ни двинуться вперед, ни отступить. Страх оказался достаточной смазкой, и через мгновение она прорвалась. Мужество покинуло ее еще до того, как трещина снова начала расширяться, но к этому моменту движение вперед стало единственным выходом, и, рыдая от ужаса, проклиная себя за глупость, Нона медленно двинулась вперед.
Наконец стены отпустили ее, и она, спотыкаясь, вывалилась в более широкое пространство. Другой туннель. Над ней, в потолке туннеля, открылась шахта. Она не выглядела ни высеченной вручную, ни естественной, а имела странный «расплавленный» характер, стены были то гладкими, то неровными. Пол туннеля покрывали обломки — щебень из шахты наверху, — в некоторых местах треснутые, в других — гладкие, а в третьих — несущие следы кирки. Нона ничего не могла понять.
Шахта находилась слишком высоко, чтобы дотянуться до нее, камнепад завалил туннель слева от нее и нервы Ноны еще не были готовы к попытке возвращения, так что единственным выходом оставался проход направо.
Она продвигалась вперед, исцарапанная и грязная, проходя мимо небольших трещин, а один раз мимо занавеси водопада, образованного стекающей с плато ледяной водой. На мгновение ее охватила паника, когда она представила себе огромную тяжесть Стеклянной Воды где-то рядом. Насколько тонкими были стены, удерживающие этот резервуар на месте? Что нужно сделать, чтобы эти воды хлынули по этим древним путям и утопили ее в темноте?
— Яблоко никогда не ходила этим путем. Только не на склады. — Звук собственного голоса Ноны убедил ее, и она начала возвращаться.
Вот тогда она и услышала его. Только один раз, и очень далеко. Звук удара металла о камень. Она затаила дыхание и ждала, напрягая слух. Ничего. Она устремилась к более глубокой ясности, погружая свой разум в мантру, которой научила ее Сестра Сковородка. Одинокий огонек в темноте. Единственная нота, висящая в пустоте. Одинокая искорка на покрытом рябью озере. По-прежнему ничего... нет, ничего, кроме слабого звука льющейся воды в нескольких поворотах и во многих ярдах позади нее. Звук раздался снова. Металл о камень.
Зарычав, словно желая отогнать страх гневом, Нона повернулась и пошла вперед. Через двадцать ярдов туннель расширился еще больше, но на широком глиняном полу не было видно никаких следов чьего-либо движения. Звуки стали раздаваться чаще, или Нона слышала не только самые громкие из них. Кирка по камню. Кто-то копал, но в гулком коридоре было невозможно определить направление.
Еще немного вперед — и звуки стихли. Нона вернулась по своим следам и обнаружила в стене расщелины каменистую щель выше ее головы. Здесь звуки были громче. Она развязала веревку, которая подпоясывала ее рясу, и привязала один конец к кольцу для переноски фонаря, а другой — к лодыжке. Подпрыгнув, она ухватилась за край верхнего туннеля, не шире канализационной трубы, и подтянулась вверх, фонарь покачивался под ней.
Через минуту она уже медленно ползла по туннелю на животе. Теперь удары были такими громкими, что она потушила фонарь и двинулась вперед вслепую.
После того, что казалось холодной, влажной вечностью, в течение которой она дважды ударилась головой о камень и ободрала колени, шепот света достиг ее среди криков кирки, кусающей камень. Она видела конец туннеля, светящийся так слабо, что его можно было заметить только в полной темноте.