— Будь осторожна! — крикнула ей вслед Клера. — Если ты разобьешь тыкву, когда будешь протискиваться, то пробудешь там какое-то время!
Ноне потребовалось около четверти часа, чтобы добраться до раскопок Йишт от расщелины в главном туннеле, которую она нашла во время своего первого исследования. Но ей показалось, что прошла четверть жизни. Осторожно двигаясь по узким проходам, пробираясь через самую узкую часть расщелины и извиваясь вдоль тонкого соединительного туннеля в конце, она каждое мгновение ожидала, что услышит глухой треск, тыква сдастся давлению и напиток из кот-травы начнет стекать по ноге. Если жертва его выпивала, эффект был почти мгновенным — каждая мышца быстро расслаблялась до такой степени, что человек не мог даже поднять палец. Главное, чтобы жертва не проглотила язык и не задохнулась. Они очень тщательно уложили Гессу, в соответствии с уроками Отравительницы, чтобы обеспечить ее безопасность.
Когда напиток всасывался через кожу, эффект был медленнее и варьировался в зависимости от того, какая часть тела принимала дозу. План Ноны состоял в том, чтобы выплеснуть содержимое тыквы в лицо Йишт и убежать. Бескостный расправится с ней довольно быстро. Если повезет, она тоже проглотит немного и пойдет ко дну еще быстрее.
Нона ждала у входа в узкий соединительный туннель, фонарь висел у нее за спиной на веревке. Она следила за любым проблеском света или намеком на звук. Ничего. Но она все равно ждала. На уроке Меча, после того как Йишт в одиночку свалила всех одноклассниц Ноны, кроме Зоул, Сестра Сало прокомментировала это представление.
«Хороший боец живет настоящим, но видит будущее. Чем лучше боец, тем дальше он видит. Каждый может развить в себе этот природный талант, который дал ему Предок. Однако, некоторые марджалы имеют неестественный талант к этому. Вполне достаточно видеть на пять ударов сердца в будущее, чтобы компенсировать любую скорость хунска».
Поразмыслив, Нона поняла, что Йишт заранее предвидела каждое движение, направленное против нее. Но был ли это опыт или нечто большее?
Она притянула к себе фонарь и спрыгнула на пол большого туннеля. Ничтожный сдвиг колпака фонаря дал достаточно света, чтобы осветить темный вход в раскопки Йишт. Нона чувствовала, как сила корабль-сердца пульсирует в ее костях, поет в ее крови, заставляет каждый волосок встать на дыбы. Она чувствовала, что в силах сделать все. Стоило только захотеть, и ноги оторвутся от пола, она была в этом уверена.
Нона двинулась вперед, жужжа энергией, но твердо стоя ногами на камне. Йишт прорезала в известняке узкую щель, достаточно высокую, чтобы стоять в ней и размахивать киркой. Щель вела полого вверх на двадцать ярдов: невероятное продвижение, которое заставило челюсть Нону отвиснуть. В некоторых местах стены были испещрены отметинами от кирки, в других казались странно расплавленными, как в той вертикальной шахте, которая, как подозревала Нона, вела в спальню Йишт.
На торце воздух, казалось, пульсировал вместе с пульсом корабль-сердца. Собственное сердце Ноны замедлилось, чтобы соответствовать темпу. Она закрыла глаза, и перед ней открылся Путь, широкий, как река, слишком яркий, чтобы смотреть на него, и слишком яркий, чтобы отвести взгляд.
Она повернулась и поспешила вниз по проходу, ноги скользили на камнях, разбросанных по полу. Гесса сказала устроить засаду на женщину как можно ближе ко входу. Теперь это казалось очевидным, но Ноне и в голову не приходило ждать где-либо, кроме самой щели, дожидаясь возвращения Йишт на место преступления. Она вернулась назад, снова вскарабкалась вверх, снова извивалась, кралась и, наконец, остановилась в нескольких ярдах от шахты, по которой должен был спуститься ее враг. Она поставила фонарь на землю, прикрыла его, присела на корточки и стала ждать.
Ожидание и естественная темнота вселили в Нону гораздо больше страха, чем усилия Люты с зачарованной тенью в Академии. Йишт пугала Нону так, как никогда не пугал Раймел Таксис, даже когда демоны извивались под его кожей или смотрели на нее из его окровавленного глаза. Раймел убил бы ее с ликованием, со страстью: он бы наслаждался ее смертью. Йишт зарежет ее без раздумий, не больше заботясь о ней, чем мясник заботится о свиньях, перерезая им глотки. Почему-то от этой мысли ей стало еще хуже.