Раймел выдержал бурю мечей. Он развернулся среди грохота и лязга, размахивая левой рукой. Дарла приняла на себя основной удар, его предплечье ударило ее в живот и оторвало от земли. Она приземлилась в нескольких ярдах от него с ужасающим стуком. Рули и Джула, сбитые с ног, повалились в сторону Ноны.
Одетые в железо пальцы сомкнулись на острие метательной звезды и вытащили ее из развалин глаза Раймела. Он отбросил оружие в сторону. За неповрежденной секцией забрала алый глаз, принадлежащий дьяволу, уставился на растянувшихся послушниц, ненависть была такой сильной, что казалась физической, давящей на них, обжигающей и ледяной одновременно.
Нона схватила копье и перекатилась на спину. Она умрет лицом к лицу со своим врагом, с оружием в руках, а не уползет прочь. Рядом лежала Рули, оглушенная, с окровавленной головой. Джула перекатилась на бок рядом с Рули, ее запястье было согнуто под болезненным углом, нож во второй руке, глаза сверкали. И Раймел стоял над ними, покрытый тенью после захода солнца; его огромный меч поднялся и приготовился прикончить всех трех одним ударом.
Из темного входа в пещеру вынырнула маленькая фигурка, шатаясь и неуклюже ступая на негнущихся ногах. Арабелла Йотсис, с растрепанными золотистыми волосами, безоружная, шатаясь, спускалась к ним по склону. Ноне хотелось крикнуть ей, чтобы она бежала, но было уже поздно. Слишком поздно для чего-либо. По крайней мере, Ара сможет умереть вместе с ними, в один кровавый миг, и избежать жестокости Раймела.
Какой-то воинский инстинкт — возможно обыкновенный острый слух — заставил Раймела оглянуться, но, увидев спотыкающегося ребенка, он быстро вернул свое внимание к жертвам перед ним.
Последние несколько ярдов Ара спотыкалась и падала, лишь в последний момент вскинув руки над головой. И в этот момент Нона осознала силу Пути, дрожащего в пустых ладонях Ары. Ара хлопнула по броне на спине гиганта, и энергия, которую она собрала, достигнув безмятежности в худшей возможной ситуации, излилась в Раймела Таксиса. Сырой материал творения взорвался на Раймеле, как когда-то взорвался на боевом манекене, который пострадал от гнева Ары вместо Зоул. Доспехи Раймела запульсировали светом и, с яростным и оглушительным треском, разлетелись на части.
Нона стряхнула эхо с головы и, подняв глаза, обнаружила, что, хотя Ару сбило с ног, Раймела — нет. Он стоял в изломанных остатках своей пластинчатой брони, пятьсот фунтов кровоточащих мышц, уложенных в три ярда высоты. Синевато-багровая метка, тянувшаяся по его шее, продолжалась вниз по широкой груди, извиваясь в узоры, которые помнили сложность и форму сигилов. На боку и ниже плеча виднелись огромные пятна алой рубцовой ткани, словно от старых ожогов. Своими рубцами и впадинами, они, казалось, удерживали внутри злобные лица. Летящие куски доспехов прорезали неровную борозду на его теле, но в целом он остался невредим. Сила взрыва снесла его шлем, и он уставился на нее обоими глазами: одним, разрушенным и мокрым, и другим — алым окном в разум дьявола. Под ними висело эхо улыбки, которую он носил, когда сломал Сайду.
В это мгновение в Ноне снова взревел воин, найдя последнее прикосновение скорости, последний вздох силы. Она бросила копье, за которое цеплялась. Оно ударило достаточно сильно и вонзило пару дюймов лезвия между ребер Раймела, достаточно, чтобы удержаться там, гордясь собой. Поднявшись одновременно с броском, Нона пролетела между ног Раймела, выдернула из земли брошенный нож и полоснула его сзади по колену, где пластина брони висела на одной заклепке, обнажая плоть. Она сделала глубокий надрез, рассекая сухожилия и мышцы. Потеряв равновесие, Раймел начал падать. Рули и Джула, не теряя времени, очистили ему место, когда он с ревом упал между ними.
Наконечник копья Ноны вырвался из спины Раймела, когда тот упал, ударившись рукоятью о землю и вытянув руки, чтобы принять удар. Нона вскарабкалась на бледную и обнаженную спину Раймела, а громадный мужчина с приглушенным ревом вскочил на четвереньки. Она вонзила нож ему между лопаток. Опять и опять. Дьяволы под его кожей кричали и бушевали, странные и чужеродные формы двигались под его плотью. Нона резала их, как змей под ковром. Кровь, хлынувшая из этих ран, обжигала и воняла, пачкая ее руки, наполняя ее черной агонией за пределами понимания – но ее ярость оказалась больше, чем любая боль, и сталь в ее кулаке поднималась и опускалась. Нона ехала верхом на своем враге, ее вопли были контрапунктом к его реву.