Нона лежала на спине и думала о своей деревне, о людях, которые выкапывали себе пропитание из тонкого слоя земли. Даже спустя всего несколько месяцев было трудно представить себе это – трудно представить, что их мир катится дальше без нее.
— Нона.
Нона села. Огляделась.
— Нона.
Никого. Ничего.
— Нона.
На мгновение лунный свет, пойманный яркими линиями на полу, казалось, слился в единую нить, ведущую из комнаты. Нона выскользнула из постели, босиком ступая по холодному камню. Она завернулась в одеяло и последовала за нитью, а зал шептался о ней и ее спящих сестрах.
— Ты пришла! — Гесса сидела на ступеньках скриптория напротив массивного здания дормитория, закутанная, как и Нона, в тонкое монастырское одеяло. От жара, исходившего от фокуса луны, лужи покрылись паром, и Нона вспотела под своим одеялом.
Нона подняла голову. Линия, по которой она шла, исчезла. Теперь она уже не была уверена, что эта линия когда-либо существовала:
— Почему ты не спишь?
— Я плохо сплю. — Гесса похлопала себя по больной ноге. — Не после клетки. — Она нахмурилась. — С тех пор ни разу.
Нона села рядом с ней на ступеньки:
— Странное место, этот монастырь.
— Да.
— Я им не доверяю.
Гесса пожала плечами:
— Мне нравится большинство монахинь.
— И еще я не доверяю Предку, — сказала Нона. — Но я не собираюсь убегать. Пока, во всяком случае.
— Вера — это одно, а церковь и ее люди — совсем другое. — Гесса подвинула ногу и откинулась назад, чтобы искупаться в лунном свете. — Ты можешь верить в Предка или нет. Но церковь — это просто люди, одни хорошие, другие — плохие.
Они сидели молча в течение долгой минуты, затем еще одной, фокус достиг своего пика и начал соскальзывать.
— Мне приснился плохой сон, — сказала Гесса.
Нона оглянулась на нее.
— О Маркусе.
— Маркусе? — Нона не вспоминала о мальчике с тех пор, как убила Раймела Таксиса. — А где Гилджон его продал? Неужели ему пришлось отдать Четыре-ноги в придачу? — Она улыбнулась, вспомнив связь Маркуса с мулом похитителя детей.
— Мне приснился плохой сон, — повторила Гесса дрожащим голосом, глядя поверх крыш, — но действительность была еще хуже. — Она повернулась к Ноне. — Думаю, я могу тебе показать. Сестра Сковородка сказала, что у меня есть дар к историям, к тому пути, которым они идут. А память — это своя история, свой путь...
— Покажи мне.
Гесса вытянула руку, сложенную чашечкой и готовую, ее глаза смотрели на Нону. Нона, которой ничего было дать, положила туда свою. Гесса повернула руку Ноны ладонью вверх.
— Я пробовала это только с Сестрой Сковородка. Ты можешь получить какую-то неясную идею, или ничего. Ничего, наверное, лучше... — Она поставила указательный палец так, что кончик ногтя впился в основание ладони Ноны. — Возможно, мне придется проделать это несколько раз. — Она начала чертить линию поперек ладони Ноны, оставляя настолько глубокий след, что Ноне захотелось закрыть ладонь.
— Что... — рассказ Гессы заглушил сначала голос Ноны, а потом и все остальное.
Академия купила Виллума и Чару. Как и Калтесс, она создавала для себя запас юного потенциала, но в то время как Партнис Рив хранил детей среди мешков и коробок на чердаке, Академия завела школу для этой цели, обширную цепь зданий, которые выглядели для Гессы волшебным замком, а не местом для обучения оборванных крестьян, вырванных из клетки Гилджона.
Копыта Четыре-ноги застучали по булыжнику, когда он принес их под огромную арку из песчаника, каждый дюйм которой был украшен сигилами, некоторые из которых, казалось, складывали мир вокруг себя, а другие заставляли ее улыбаться, смех пузырился из мест, которые Гесса забыла еще до путешествия. Странная энергия наполнила воздух, щекоча кожу Гессы, покалывая ее щеки, напевая в костном мозге.