— Я... — Нону прервал стук в дверь.
Сестра Роза погладила ее руки:
— Те, что горят быстро, горят ярко. Самые короткие жизни могут отбрасывать самые длинные тени.
Нона подумала о Сайде, лежащей в холодной земле, и о тени, которую она отбрасывает. Стук раздался опять.
— Войдите. — Сестра Роза с трудом поднялась на ноги.
Дверь в фойе открылась, и Арабелла Йотсис просунула голову, ее череп был покрыт короткими светлыми волосами, что придавало ей что-то мальчишеское. — Сестра Сковородка хочет видеть меня и Нону.
— Ну, скажи сестре Кастрюле, что Нона не выйдет отсюда...
— Это для именования.
— О. — Сестра Роза посмотрела на Нону, снова на Арабеллу, снова на Нону. — Как ты себя чувствуешь, Нона? Ты в состоянии дойти до Башни Пути? Я могу попросить сестер, чтобы они тебя понесли...
— Нет, я могу идти. — Нона спустила ноги с кровати и встала прежде, чем сестра Роза успела настоять, чтобы ее подняли, как ребенка. Ее плечо болело сильнее, чем она думала, но она стиснула зубы и с большой осторожностью пошла к двери.
Снаружи у нее от холода перехватило дыхание: налетел лед-ветер, сдувая покров южного, и три дня в тепле санатория сделали ее уязвимой перед ним.
— Отвратительная погода. — Арабелла поплотнее закуталась в свою рясу, но не торопилась: Нона заметила сдержанность в ее походке и попыталась идти быстрее, плечо при каждом толчке наполнялось горячей влажной болью.
— А что такое «именование»? — Нона подумала, что это первые три слова, которые она сказала Арабелле. Казалось странным идти рядом с ней, как будто все было нормально, как будто Арабелла никогда не пыталась ударить ее ножом в постели, как будто они не были врагами с самого начала. Но если это фальшивое пророчество вонзит в них свои зубы, Арабелле Йотсис придется играть роль Избранной, а Ноне — ее неохотного Щита.
— Именование? Как ты думаешь, Сестру Чайник назвала «Чайник» ее мать? — Арабелла искоса посмотрела на нее и весело улыбнулась.
— Но... но у старших послушниц все еще есть свои имена! Сулери учится в Святом Классе, а она все еще Сулери... — Нона нахмурилась, гадая, не является ли «Сулери» предметом, вроде стекла или яблока, но только таким, которого крестьяне не знают.
— Да, но у всех у них есть свои святые имена. Они просто должны держать их в тайне, пока не примут обеты и не станут монахинями. Если зайдут так далеко. Каждая послушница должна выбрать свое имя перед Госпожой Путь, когда та призовет их. Она зовет большинство из них в течение первого года обучения.
Нона расслабилась. Она не хотела отказываться от своего имени.
— Тогда мы останемся Арабеллой и Ноной.
— Арой.
— Что?
— Арой. Все зовут меня Ара. Ты тоже должна.
Над ними возвышалась Башня Пути, темная на фоне утра, четыре открытых входа, обрамленных камнем.
— Я пойду в восточную дверь, — сказала Ара.
— Почему?
— Туда ведет меня Путь. — Ара помолчала, склонив голову набок и изучая девочку поменьше. — Попробуй. Закрой глаза и посмотри. — Она рассмеялась. — Так говорит Сестра Сковородка.
Нона закрыла глаза. Она видела только то, что видела всегда, оранжевое и серое, остаточные образы пульсировали и исчезали, их последние следы формировались в идеи и предположения — края снов.
— Ты видишь его? — Ара, почти у самого ее уха.
— Нет.
— Смотри внимательнее. — Рука коснулась плеча Ноны, и в этот момент то, что она видела, превратилось в острый блеск и жаркую тьму, одно прорезало другое, как трещина — хотя она не могла сказать, кто из них кого, – оба пролетели через ее голову и раскололись, с силой ударившись о затылок.
— ...она!
Нона открыла глаза, прищуренные на фоне яркого серого неба.
— Нона? — Темная фигура нависла над ней.