- Я чувствую, что тебе сегодня ночью придется попотеть! - радостно объявляет Ерик, толкнув слегка озадаченного жениха плечом. - Девочка-то с неуемным воображением! Ты слышал? Ваза! Опера!.. А запонка?! Обратил внимание на запонку в нижнем белье на полу?
- Птичка моя, - осторожно поинтересовался жених, - куда это тебя занесло? Какая запонка? Моя жена перерезала себе вены в перламутровой ванне.
- Не называй меня птичкой! - затопала я ногами. - Ты хотя бы знаешь, как меня зовут?! Ты знаешь, что обозначает мое имя?
- Ну, голубки, я вижу, у вас начались настоящие разборки. Говорил же я, говорил - в загс нужно бежать в любом виде, а уже потом, после регистрации, без спешки обменивались бы под поцелуи взаимными подробностями личной жизни. - Ерик встает и некоторое время задумчиво оглядывает нас по очереди. - Да-а-а... - вздыхает он. - Удивляюсь я на вас. Столько энергии, боже-ж мой, столько энергии, столько огня в глазах!.. А там, за дверью, подружка сердечная истекает любопытством. Пускать?
- Да как он смеет? - зашлась я негодованием. - Что значит - пускать? Это моя подруга, она может приходить в любое время, я не собираюсь ни у кого спрашивать...
- Пусти, пожалуй, - кивает жених. - Пусть моя девочка успокоится.
- Как же - успокоится! Рыдать небось сейчас начнут в два голоса, предлагает свою версию нашего с Авоськой общения Ерик.
Мы особенно не поплакали. У нас на это не было времени. Авоську, оказывается, с самого утра ко мне не пускали. Она от этого так разозлилась, что все ее веснушки на лице побледнели - а это верный признак бешенства грусть и слезы отдыхают.
- Оставьте нас наедине! - с показной надменностью приказала Авоська.
Долговязая - на голову выше меня, отчаянно рыжая, вся покрытая легкими веснушками, словно капельками гречишного меда, Авоська свирепо оглядела сначала раскинувшего ноги Ерика, потом - грустного жениха рядом с ним на диване.
- Занялись бы лучше делом, - процедила она сквозь зубы и поинтересовалась с уничижающим презрением: - Надеюсь, юристы твоего жениха дождутся прибытия мадагаскарского шелка?
- Ты слышал, Гамлет, оказывается, этот долбаный шелк должен употребляться невестой в присутствии юристов! - Ерик опять толкнул плечом жениха и язвительно поинтересовался: - Мадам, а прокурора позвать не надо?
- Сплюнь! - очнулся жених.
- Мадемуазель! - повысила голос Авоська.
- Такие подробности твоей личной жизни нас мало интересуют, - с плохо скрываемым презрением отмахнулся Ерик. Странно, но между ним и Авоськой с первого же дня знакомства образовалось мощнейшее поле взаимного раздражения, переходящего в ненависть. Мой жених объяснил это тем, что они оба рыжие.
- Ты что, не сказала им о договоре? - повернулась Авоська ко мне.
- Зачем заранее расстраивать деловых людей, - изображая полное равнодушие и скуку, отмахнулась я. - Не будет шелка - не будет свадьбы. Не будет свадьбы - зачем тогда обсуждать договор?
- Не понял, какой договор? - заинтересовался жених.
- Естественно, брачный! - процедила сквозь зубы Авоська.
- Не понял, это что же получается? - вскочил Ерик. - У вас заготовлена малява, которую вы собирались подсунуть на подпись перед дверями загса? Гамлет! Это - шантаж!
- Еремей Срулевич, будьте так добры, не употребляйте в разговоре с приличными людьми бандитского жаргона, - ласково попросила Авоська, пробежав по комнате, чтобы между нею и Ериком оказался большой круглый стол.
- Слышал? - завелся с пол-оборота Ерик. - Эта ссыкуха опять обзывает меня по отчеству! А я ведь просил три раза, по-хорошему просил!..
- Ерик, пойдем ко мне в кабинет, позвоним нотариусу, - встал жених. Он задумчиво оглядел меня, взял за руку, подвел к освободившемуся дивану, усадил и поцеловал в ладошку. После чего посмотрел на Авоську, настороженно застывшую, и удрученно заметил: - Какое поколение выросло предприимчивое, ты только посмотри!..
И я не поняла, чего больше было в его голосе - восхищения или разочарования.
Оставшись вдврем, мы с Авоськой крепко обнялись.
- Чего это они так быстро смотались? А не влепить ли нам друг дружке по сочному поцелую в губы да с подсосом? - прошептала Авоська мне в ухо. Небось камер понатыкано в каждом углу! То-то Срулевич подпрыгнет у монитора! - Дался тебе этот Ерик! - посетовала я, а про себя подумала, что сексопатологам нужно запретить воспитывать детей. - Рассказывай, как там моя мама?
- Ни сном ни духом! - доложила Авоська. - Я сказала, чтобы она никуда не выходила из дома, сидела у телефона, ты сообщишь ей очень важное известие в течение дня.
- И что, она даже не поинтересовалась в чем дело?
- Она сказала, что знает тебя до этого самого... как его - до мозга костей! Ничего себе выраженьице! Просто из лексикона маньяка-потрошителя. Сказала, что, скорей всего, ты сегодня сдаешь экзамен в МГУ, скорей всего провалишься, но обещала сидеть у телефона, ждать твоих рыданий и приготовить шарлотку с яблоками.
- Почему именно в МГУ?
- Это элементарно. В МГУ экзамены начинаются раньше, чем в других вузах.
- Ладно, теперь рассказывай, как ты?
- Меня окончательно бросил Ерохин.
- Да ну?! Когда?
- Вчера. Мы с ним вплотную подошли к обсуждению интимных подробностей мужского и женского организма, и я решила окончательно выяснить уровень его отношения к моей словесной и поведенческой раскованности.
- Я ничего не понимаю. Говори нормальным языком!
- Короче, Ерохин наконец меня раздел, а на следующий день - твоя свадьба; я подумала: вдруг у тебя все сорвется - шелк, например, не привезут - и решила выяснить планы Ерохина на наши дальнейшие взаимоотношения. Если твоей свадьбе что-то помешает, неплохо было бы заручиться обещанием Ерохина жениться на мне. А что? Что ты так смотришь? Тоже какой-никакой, а вариант. Короче, как только раздел, я ему и сказала...
- Что сказала?
- Что у меня есть дочка.
- А он?
- А что он... Сначала не поверил. "Ты совершеннолетняя?" - спрашивает. Прикинь: как трахаться, так его мой возраст не волнует, а как заговорила о дочке...
- А ты?
- Показала паспорт, чтобы он не переживал, - уже шестнадцать. Показала фотографию Нары. Что тут было! Такого я еще не слышала. Только представь: он совершенно не в курсе подробностей размножения плацентарных млекопитающих! Спрашивает, во сколько лет у меня появилась эта самая дочка?
- А ты?..
- Я, в надежде на откровенный разговор и взаимопонимание, честно отвечаю - в девять лет. Учитывая шоковое состояние и особенности обстановки - все-таки мы оба голые, - на всякий случай добавляю: месячные у меня пошли в четырнадцать.
- А он?
- Обозвал развратной дрянью, собрал свою одежду и ушел.
- Да, - кивнула я. - С биологией у Ерохина всегда была напряженка.
- Забудь, - говорит Авоська, а у самой подбородок трясется, и веснушки приобрели свой естественный цвет, и глаза потемнели.
- Перестань, - обнимаю я ее и прижимаю к себе, - Все уладится. После моей свадьбы встретитесь, поговорите, еще смеяться будете.
- Не буду я с ним разговарива-а-ать! - заревела Авоська. - Моральный урод! Образи-и-ина! - Неправда, он очень хорош собой, греблей занимается. - Я глажу Авоську по длинной худой спине.
- А как же ты? - давится она плачем. - Он такой старый, такой... странный. Ты только представь своего жениха голым!.. Рядом - в постели!
- Ну и что? Представляла много раз.
- И как он дальше все делает, представляла?
- Представляла. Почти каждый вечер в течение последних семи лет.
- Это же надо, как он потревожил твое юное либи-би-до, - икает от слез Авоська, отстранившись и внимательно рассмотрев вблизи мое лицо. - Ты что, хочешь сказать, что все время была влюблена в него?
- Ничего не знаю! - Теперь я прячу лицо в шею Авоськи. - Может, это помешательство со мной такое случилось от ужаса!
- Ну что я говорил - рыдают! - Мы с Авоськой в ужасе повернулись на крик Ерика. Стоя в распахнутых дверях, он ослепил нас вспышкой. На фотографии мы получились с перепуганными заплаканными лицами - две девочки, вцепившиеся друг в друга с надеждой на спасение; одна - рыжая и в слезах, а другая - в неглиже. До сих пор я храню эту фотографию как напоминание о том, что страх наказуем.