На голову мне накинули мешок, связали руки веревкой, подталкивая сзади, подтащили к реке и как куль с мукой бросили в лодку. Я больно ударилась боком. Похитителей было, вроде, двое. Обмениваясь короткими репликами вполголоса, они оттолкнули лодку от берега. Некоторое время слышался только скрип уключин и удары весел о воду. Как я ни пыталась, мне не удалось сообразить, кто и с какой целью мог бы меня похитить. Придется попробовать спросить напрямую.
– Что вам нужно? Куда вы меня везете?
– Узнаешь, когда время придет. А пока, знай себе, помалкивай! – отозвался хриплый голос, показавшийся мне смутно знакомым.
Болел ушибленный при падении бок. Счет времени я потеряла. Думаю, прошло не меньше часа, прежде чем лодка ткнулась носом в берег. Меня выволокли на сушу и куда-то повели.
– Снимай с нее мешок, – раздался все тот же хриплый голос.
Свет ударил мне в глаза, привыкшие к темноте, и я непроизвольно зажмурилась. Но уже знала, кого увижу, когда смогу смотреть. Передо мной стоял ухмыляющийся герр Гюнтер Гросс.
– Ну, вот мы и встретились, соплячка! – рыкнул он. – Думала, я забуду, как ты подбила деревню сорвать мне прибыльное дельце в вашем лесу? Как вы там его называли? Священная роща, кажется? Священная! Аха-ха-ха!
– Ладно, к делу, – он перестал смеяться. – Сейчас тебе развяжут руки, и ты напишешь письмо вашему деревенскому старосте, поняла? Писать-то хоть умеешь?
Я пожала плечами.
– Ну, не умеешь, так я сам за тебя напишу. А к письму приложим твой отрубленный пальчик. Аха-ха-ха!
Меня передернуло от этого смеха.
– Ну, будешь писать?
– Что писать?
– Вот, так-то лучше! Развяжи ее, Ганс, и дай бумагу и уголек.
Обернувшись через плечо, я увидела державшего меня за веревку Глупого Ганса. Потом заметила, что мы находимся около шалаша из еловых ветвей, перед которым было место для костра с остывшими углями.
– Эй, привяжи ее за ногу! – крикнул герр Гюнтер Гросс развязавшему мне руки Гансу. – Она хитрая шельма, с нее глаз спускать нельзя. Я видел, как она хихикала в окошке, когда мы возвращались тогда из леса. Радовалась нашей неудаче, мерзавка! Чтоб меня черти взяли, если она не причастна как-то к тому, что случилось! Говорят, она с волками якшается. Может, ты ведьма, а?
Герр Гюнтер Гросс схватил меня за волосы и заглянул в лицо. Я молчала. Тем временем Ганс кончил возиться с веревкой, силой усадил меня на пень, положил мне на колени лист грубой серой бумаги и достал уголек из кострища.
– Пиши! – велел герр Гюнтер Гросс. – Дорогой дядя Ганс! Так, кажется, зовут вашего старосту? Я нахожусь в гостях у нашего уважаемого герра Гюнтера Гросса. Написала? И буду находиться у него до тех пор, пока хотя бы частично не возмещу ему ущерб, который по собственной дурости… что смотришь? Так и пиши: который по собственной дурости нанесла ему прошлой осенью, когда вмешалась в деловые планы этого серьезного уважаемого человека. Поскольку у меня никогда не было и не будет таких денег, которые зарабатывает уважаемый герр Гюнтер Гросс, точнее, которые он не смог заработать из-за моей дурости, прошу тебя, дядя Ганс, соберите их всей деревней. Иначе я никогда не смогу вернуться домой. Денег нужно собрать хотя бы… – герр Гюнтер Гросс закатил глаза, почесал затылок и назвал такую сумму, что уголек выпал из моих пальцев на лист бумаги.
– Да вы что! – закричала я, – деревня никогда не соберет столько денег!
Герр Гюнтер Гросс снова почесал в затылке.
– А ведь верно, не соберет, если столько написать. А, если написать в
два раза больше, может, половину и наскребут. В два раза больше пиши! Поняла?
Я отшвырнула уголек и разорвала лист на мелкие клочки.
– Делайте, что хотите, я не буду писать!
– Ах, во-от оно что! Она не бу-удет! – издевательски процедил герр Гюнтер Гросс. – Ну, тогда второй вариант. Пишу я, а к письму прикладываем твой отрубленный пальчик! Ганс! Топор и чистый лист бумаги!
Я стиснула зубы, стараясь унять дрожь.
– У нас больше нет бумаги, – проблеял Глупый Ганс.
Герр Гюнтер Гросс разразился нецензурной бранью. Кончив ругаться, он велел привязать меня к дереву, что и было сделано. Веревка больно врезалась в тело. Пусть так, по крайней мере, передышка даст мне время собраться с мыслями. Я обязательно что-нибудь придумаю, твердила я себе.
Время шло. В лесу стемнело. Спина затекла, и очень болели руки, стянутые веревкой. Разбойники о чем-то спорили у костра. Я не могла разобрать слов. Видимо, они специально привязали меня подальше, чтобы я их не слышала.
Что же делать? Кричать бесполезно, они не дадут мне позвать на помощь. Да и не услышит никто, до жилья далеко, человеческому голосу такое расстояние не преодолеть. То ли дело волки, вот они могут звать друг друга издалека, их слышно… Волки? А что если… Надо только в точности вспомнить, как они это делают! Я запрокинула голову, как бывало Люпин и Старый волк, чтобы звук шел свободно, без помех. Потом набрала побольше воздуха, вытянула губы трубочкой, а затем растянула их широко-широко: