— Да, у тебя хорошая фигура. Приятное лицо. Вот увидишь, тебе понравится со мной. Хочешь, я превращусь прямо сейчас?
Оружие коротко рявкает. Пуля, просвистев у биоморфа над головой, уходит в лесную чащу.
— Вот и поговорили, — грубым резким голосом произносит Эммануэль, убирая палец со спускового крючка.
— Девочка, — волк отступает на пол шага: — Да ты тоже биоморф.
— С чего ты взял?
— Ты выживала в лесу столько лет. Думаешь, маленькая девочка на такое способна?
— А биоморф в виде девочки способен?
— Недолго. Я бы точно нашёл себе носителя получше.
— Блохи не беспокоят? — Эммануэль понимает, что позволила втянуть себя в ненужный разговор.
— Тебе не надо меня бояться. Мы не поглощаем себе подобных, — биоморф смотрит ей в глаза своим немигающим звериным взглядом.
— Знаешь, когда ты сказал, что я красивая… Я почти поверила. Хорошего мужика мне действительно не хватает. Только настоящего, а не подделку, которая может меня сожрать. Уйди с дороги, псина. По-хорошему.
Волк бурчит «До скорых встреч!» и трусит в кусты. Эммануэль Готье ещё минуты три стоит, опустив руки и восстанавливая дыхание.
«Пронесло», — с облегчением вздыхает она. «Сытый, наверное, попался. Голодные не болтают».
Эммануэль задели слова биоморфа про мужчину. «Надо было пристрелить его за такое… А, может, стоило дать ему превратиться? Дура! Он же съесть тебя хотел… А если не съесть? Если он действительно испытывает ко мне симпатию? Мы могли бы…» — девушка представляет, как будет заниматься любовью с мужчиной. Но вместо мужчины почему-то вдруг оказывается волк, который в порыве страсти откусывает ей голову.
«Тьфу!» — Эммануэль отгоняет наваждение. «И почему все мысли у меня постоянно о сексе? Не время, Эмми. Не время сейчас для этого. Вечером запрёшься дома, включишь мины. Можно будет открыть бутылку вина, достать журналы… Но сначала нужно закончить операцию «Пирожки».
Операция «Пирожки» — это дойти до бабушки и вернуться назад до заката. Дорога огибает зону повышенной радиации. Всё-таки НАТОвцы умудрились сбросить бомбу на место посадки инопланетного корабля. Какую угрозу они в нём усмотрели, Эммануэль не понимает, но дозиметр на всякий случай носит с собой.
«Биоморфам радиация не страшна…» — это она знает точно, правда неизвестно откуда. В конце концов, с некоторыми вещами миришься. Например, с голосами в голове. Однажды она зашла в заражённую радиацией зону — просто решила срезать дорогу. Восстанавливаться пришлось почти месяц. Рвота, понос, выпадение волос и общая слабость стали расплатой за сэкономленное время. О короткой дороге до бабушки пришлось забыть.
Солнце застыло в зените. Лазурь неба и изумрудная зелень леса — зной и прохлада лежат друг от друга в двух шагах. Среди платанов и буков, увитая диким плющом, притаилась ветхая стена дома с еле заметной деревянной дверью. Дом кажется давно покинутым. Тускло поблескивает узкое окошко на чердаке. Выставленная за дверь герань в треснувшем глиняном горшке буйно разрослась, источая сладковатый запах…
Эммануэль притаилась в кустах напротив двери, всматриваясь в знакомые очертания и пытаясь найти различия — всё то, что может показаться подозрительным.
Наконец она решается подойти к двери.
— Бабушка, это я, Эммануэль! — говорит она громко и три раза ударяет в дверь костяшками пальцев. Звук глухой. Дверь дубовая и очень толстая.
Оживает скрытый динамик, вмонтированный в стену. Скрипучим голосом бабушка шамкает: — Потяни за верёвочку…
— Растяжка и сработает! — в тон договаривает Эммануэль. Неприятно стоять на фугасе. Девушка не может войти, пока бабушка не снимет дверь с охраны. Каждый раз, стоя на коврике, она ловит себя на том, как деревенеют ноги, и пересыхает во рту. Думаешь только о том, что под тобой двести граммов пластита.
Эммануэль облизывает губы, выжидая. Наконец раздаётся звук автомобильной сигнализации — «Пик! Пик!» Значит, можно входить.
За дверью — тёмная прихожая. Девушка медлит, давая глазам привыкнуть к полумраку. Пыль висит в воздухе, перетекая в луче света, словно живая. Затхлый запах одежды, медикаментов и старости. «Смерть пахнет ещё хуже…»
Раздаётся продолжительный сухой кашель.
— Бабушка? — Эммануэль проходит в гостиную. Старуха лежит у стены на большом диване, закрытая пуховой периной до подбородка. Только её глаза пристально смотрят на замершую посреди комнаты девушку — в одной руке скинутый рюкзак, в другой — нечто продолговатое и поблескивающее металлом.
Эммануэль устраивается на шатком табурете, придвинув его к изголовью.
Они молча смотрят друг на друга. Это ритуал, выработанный за долгие годы общения. В Сказочном лесу между людьми, находящимися в столь тесной связи, просто обязан возникнуть ритуал опознания.