– Кто убил священника и девушку? – продолжил донимать меня Нейлор.
– Не знаю, просто не знаю.
– Кто убил Поинсеттию Джексон?
– Она покончила с собой, разве не так?
Оба не сводили с меня тяжелого взгляда.
– Я вошел к ней и увидел, что она повесилась, вот и все. Я никого не убивал.
– Кто-то нанес ей удар по голове, Изи. Она потеряла сознание, после чего ее повесили на крюке для люстры, – сказал Нейлор. – А потом бросили рядом стул, чтобы все выглядело как самоубийство, но перестарались – стул оказался слишком далеко. Это и навело нас на мысль, что ее убили, Изи.
Филадельфия. Только сейчас до меня дошло. Я готов был биться об заклад, что Куинтин – негр с востока, из Филадельфии.
– А может быть, вы знаете кого-нибудь, кто в этом заинтересован? – спросил Риди.
– Кому нужно убивать больную девушку?
– Скажем, чтобы вышвырнуть ее из квартиры?
– Что я могу об этом знать? Почему бы вам не спросить владельца?
– А я как раз у него и спрашиваю, – сказал Риди. Он смотрел мне прямо в глаза.
Казалось, я в одиночку плыву на плоту по бурному морю. А полицейские снуют вокруг меня, как акулы. Пока я еще в безопасности, но плот уже захлестывает водой.
– Мне нужен адвокат. И я должен кое-кому позвонить.
– Зачем вы лжете? – спросил Нейлор. Он был явно расстроен, будто мои маленькие хитрости могли повредить его репутации в участке.
– Позвольте мне позвонить, ну пожалуйста.
– Вами займется полицейский Файн, – ответил Риди.
"Присылайте этого подонка, – послышался Голос в моей голове. – Пусть прольется кровь".
Я не произнес ни слова, за меня говорили глаза. Я научился переносить побои. Отец, прежде чем оставил нас навсегда, имел обыкновение время от времени уводить меня на задний дворик. И подчас, пока я не повзрослел, мне ой как не хватало его палки.
– Тьфу, – сказал Риди и вышел.
На пороге появился Файн. Нейлор наклонился ко мне и сказал:
– Это может плохо кончиться, Изекиель. Я не смогу вас защитить, если вы не пойдете нам навстречу.
– Оставьте этот треп. Вы один из них. Одеваетесь как они и говорите точно так же.
– Нейлор, детектив Риди ожидает вас в холле. – Файн был почти вежлив.
Я затаил дыхание, пока черный коп думал. Файн был готов меня убить, я чувствовал это по запаху, который от него исходил.
– Пошли, – наконец произнес Нейлор.
– Что, что? – начал было Файн, но Куинтин встал во весь рост как скала.
– Ему нужно позвонить. Он имеет на это право.
Нейлор снял с меня наручники и повел через холл к закутку, огороженному тремя стенами матового стекла в шесть футов вышины. На табуретке стоял телефон.
– Валяйте, – сказал мне Нейлор и отошел, показывая, что не собирается подслушивать. Здесь же оказались Риди с Файном и затеяли спор. Я был дохлой курицей, на которую зарились трое стервятников.
Я набрал номер Мофасса. Никто не ответил. Тогда позвонил в пансион, где он жил. После третьего звонка трубку сняла дочка хозяйки Хильда Барк.
– Нельзя ли попросить Мофасса?
– Он уехал.
– Куда?
– Уехал. Вы что, не понимаете английского языка? – Она жучила меня точно так же, как ее мать, наверное, жучила ее саму.
– Вы хотите сказать, он съехал?
– Угу, – пробурчала она и повесила трубку.
Троица все еще перемывала мне кости, и я торопливо набрал номер агента Крэкстона.
– ФБР, – ответил звучный мужской голос.
– Могу ли я поговорить с агентом Крэкстоном?
– Агент Крэкстон сегодня отсутствует. Будет на месте завтра. Может быть, хотите что-нибудь ему передать?
– Он не собирался вам звонить?
– Трудно сказать, сэр. Агент Крэкстон работает самостоятельно. Он едет, куда считает нужным, и звонит, когда ему это требуется.
– Пожалуйста, передайте, что звонил Изекиель Роулинз из полицейского участка на Семьдесят седьмой улице. Скажите, что мне необходимо срочно здесь с ним увидеться.
– В чем заключается ваше дело?
– Просто передайте то, что я сказал.
Затем я набрал номер дневной школы Первого африканского баптиста. Телефон все еще звонил, когда вошел Файн и опустил руку мне на плечо.
– Я никого не застал, – объяснил я ему.
– Прекрасно. – Он улыбнулся. Подождет моего последнего звонка, а потом послушает, как громко я умею вопить.
– Алло! – Голос был мне незнаком. – Могу я поговорить с Оделлом Джонсом?
После долгой паузы Оделл взял трубку.
– Слушаю.
– Оделл.
– Изи?
– Я попал в беду.
– Значит, так тебе суждено, парень. Ты рожден для несчастья и приносишь беду всем, кто имеет с тобой дело.
– Меня засадили в тюрьму, Оделл.
– Тюрьма – подходящее место для преступников, Изи.
– Выслушай меня, я не имел никакого отношения к Тауну. Никакого.
– А скажи-ка вот что. Не появись ты в церкви, был ли бы он убит?
Хороший вопрос, у меня не было на него ответа.
– Так чего же ты хочешь? – резко спросил он.
– Помоги мне выбраться отсюда.
– Что я могу сделать? Денег у меня нет. Остается только полагаться на Бога.
– Оделл, – взмолился я.
– Обратись к кому-нибудь еще, Изи Роулинз. Этот колодец высох.
Файн трижды стукнул меня по плечу и схватил за руку.
– Мое дежурство кончилось, мистер Роулинз, – сказал Куинтин Нейлор. – Ваш допрос продолжит офицер Файн.
Глава 25
Офицер Файн был терпеливым человеком, терпеливым и деликатным. Он и его партнер, бледнолицый новичок по имени Габор, раскрыли мне свои маленькие секреты, как долго, например, можно выворачивать руку, прежде чем она сломается.
Выворачивая мне руку, Файн произнес в пространство:
– Это лишь вопрос времени. Я могу обернуть твою руку вокруг шеи, а пальцы запихнуть тебе в глотку: ты будешь их кусать, чтобы избавиться от боли.
"Не сдавайся, Изи", – завопил Голос у меня в голове.
– Почему ты ее убил? – спросил Габор.
Так хотелось ему поддать, но ноги и левая рука были прикованы к стулу.
Они забавлялись этой игрой более часа. Меня били по щекам и голове свернутым в тугую трубку журналом, пинали, скручивали, как лакричную палочку.
Когда от боли в руке у меня перекашивалось лицо, я чувствовал, как на щеке трескается засохшая кровь.
Я чуть не сломался. Был почти готов сознаться во всем, чего бы они ни захотели. Но Голос не переставал звучать во мне: "Держись".
Наконец дверь отворилась, и в комнату вошел высокий седоволосый джентльмен. Я поблагодарил судьбу за передышку, но когда Файн освободил меня, у меня было такое ощущение, будто мне руку выломали из сустава.
Я застонал от унижения и боли, глядя на блестящие черные ботинки.
– Капитан... – обратился к нему Габор.
Затем я увидел еще одну пару ботинок, сияющих, как полированный оникс.
– Так вот что вы называете допросом, Джон? – спросил агент Крэкстон.
– Это тяжелый случай, – ответил седоволосый и, уже обращаясь к Файну, сказал: – Агент Крэкстон из ФБР. Мистер Роулинз нужен ему для дела, над которым он работает.
– А как насчет убийств? – спросил Файн.
– Снимите с него наручники и извинитесь, иначе я оторву ваш член и запихну его вам в глотку, – сказал Крэкстон ровным голосом и почти дружелюбно.
Файну это не понравилось, он прижал кулаки к груди и двинулся было вперед. Но едва взглянув в глаза Крэкстона, попятился. Полицейский снял с меня наручники, но не извинился и вел себя, как ребенок, обидевшийся на отца.
А Крэкстон все улыбался. Щербатые зубы делали его похожим на крокодила, принявшего человеческий облик.
– Пришлите мне досье этого офицера, Джон.
– Извинись, Чарли.
– Извините, – выдавил из себя жирный коп, причинивший мне столько боли.
Несмотря на то что на мне не оставалось живого места, было приятно слышать эти слова. Его унижение было для меня подобно сладкому холодному мороженому на горячем яблочном пироге.