Подлая гадина укусила меня за нос. Еще одна тупая кукла, она прикинулась чем-то большим. Она сделала вид, что хочет раскрыться. Она поддалась мне и прижалась ко мне. Она обожгла меня своим телом и своим дыханием, когда потянулась губами к моему лицу. И я купился. Мой нос щелкнул и вспыхнул, я чуть не выпустил ее, когда она вздыбилась тазом и попыталась скинуть меня.
За хруст моего носа она расплатилась хрустом шеи. Я сжал ее в руках, вывернул и млел в объятиях последней агонической дрожи, глядя в стекленеющие глаза. Я смотрел, как кровь из моего носа капает на ее белые щеки и расплывается по ним, стекает по хлопающим в попытках ухватить воздух губам. Я слушал сиплый ветер, продувающий ее горло.
Мы умерли вместе. Но моя смерть была маленькой.
***
«Часто в последнее время люди пропадают... С концами».
Слова следователя стали для Иконова чем-то вроде зеркала. То, что раньше он скорее не обдумывал, а прочувствовал где-то на периферии сознания, что-то похожее то на шныряющие тени, то на ленивые глубокие вздохи в темноте, за светлым кругом от покачивающейся лампы, все это вдруг обрело форму, резко, неумолимо, независимо от его воли, и ударило его снаружи - через следователя. Возможно, если бы инспектор пришел к этому сам, постепенно и плавно, если бы он контролировал формирование своих мыслей, а не отпихивался от них, не пытался закинуть их как можно дальше от границы осознаваемого, эти слова не возымели бы над ним такого эффекта. Не прыгали бы эхом в его голове, постоянно отвлекая на себя внимание, не давая сконцентрироваться ни на одной мысли и швыряя его лицом в резкую, угловатую реальность.
К вечеру противная морось осмелела, обнаглела и разошлась плотным ливнем, расчерчивающим темноту за окном белесыми взмахами. Тонкий каркас из стальных нитей, на котором держалась вся громада ночи, накрывшей город своим жирным брюхом.
Инспектор стоял на пороге своего кабинета, уже полностью одетый, почти вплотную к двери. Его дыхание, оставляя на лакированном дереве тусклую испарину, разбивалось о дверь и горячо оседало на лице. Он этого не замечал, как не замечал и капель пота, стекающих по вискам, и напряжения в скривившемся уголке губы, и тесно сжатых зубов. Все его существо было сконцентрировано на самом кончике, на верхних микронах кожного эпителия указательного пальца, зависшего в миллиметрах от выключателя. Еще не касаясь его, он уже чувствовал теплый шероховатый пластик и его упрямое сопротивление при нажатии.
Палец над выключателем дрожал от напряжения. Иконов не мог им пошевелить, он был скован ужасом и сбит с толку непониманием. Инспектор боялся, что сейчас, пошевелив парой мускулов и нажав выключатель, он пропадет. Сгинет вместе со светом, провалится в темноту. Перестанет существовать. И что тогда? Этого инспектор и не мог понять. Его восприятие закоротили попытки осознать, что чувствует человек, падая в небытие. Он ничего не может чувствовать, его же нет, но где проходит грань между существованием и отсутствием? Как узнать, что ты пропал? Не просто субъективно пропал, для других, когда ты или твой труп где-то есть, но его найти не могут, а абсолютно пропал. С концами.
Это вообще возможно?
Этот дикий иррациональный страх, сосущий его внутренности, говорил, что да, возможно. Стоит только выключить свет. И Иконов верил ему. У него были на то основания. Он не был бы первым.
За дверью послышались торопливые шаги. Глаза инспектора, заволоченные сонным туманом, моргнули, дернулись, моргнули еще раз. Взгляд прояснился. Наваждение прошло. Он выдохнул, оступившись, отошел от двери и обессиленно сел на стол. На него напало полное изнеможение. Он чувствовал, что ему жарко и что он весь вспотел, но сделать что-либо, даже поднять руку, чтобы утереть лоб, было выше его сил.
Шаги остановились под дверью, шаркнули, затихли. Потом в дверь постучали.
- Во... - Инспектор встряхнулся. - Войдите.
Дверь распахнулась. В кабинет влетел вспотевший и взъерошенный следователь.
- Фух! Вы еще не ушли! - он уперся ладонями в колени, чтобы отдышаться.
Инспектор встал со стола и кисло посмотрел на следователя.
- Что такое? Опять?
- Нет, не опять, - следователь выпрямился. - Кажется, мы его нашли.
- Нашли? - Иконов недоверчиво поджал нос. - Как?
Следователь замялся.
- Может, я в машине объясню?
***
Голос следователя на фоне стучащего по крыше и стеклам ливня звучал отдаленно и умиротворяюще.
- Думаю, вы помните, на некоторых телах была глина. Красная глина.
Инспектор кивнул, не отрывая глаз от проносящихся за окном ярких пятен - окон, фонарей, вывесок, расплывающихся в дождливой темноте облаками флюоресцирующих чернил. Неоновые пятна расплывались по пространству темноты, растягивались в световые дорожки, линии, каскадные отражения собственных следов, они словно существовали не только в настоящем моменте, но одновременно и в прошлом и в будущем. Отдельные моменты улицы вырывали из времени катящиеся по стеклу капли. Они сияли запертыми внутри копиями отображенных фонарей и окон.