Инспектор потуже завернулся в плащ. С некоторой неприязнью - блеск влажной ткани напоминал ему о блеске валяющегося у реки трупного мешка.
- Давно здесь оперативная группа? - каждое слово Иконова, пусть и ненадолго, обретало плоть, взвешиваясь в дождливой стуже облачком пара.
- Я отправил их сюда, перед тем как идти к вам, - следователь нетерпеливо и знобко полуповел полувздрогнул плечами и нетерпеливо пригласил: - Пойдемте?
Инспектор оторвал глаза от дома и обвел взглядом всю улицу. По обе стороны дорога упиралась в дождевую стену, будто бы этот квартал был вырезан из города и пребывал в каком-то своем измерении.
Возможно, так и выглядит пропавший квартал. Замкнутый сам в себе, отгороженный, отстраненный от всего остального. Возможно, так и выглядит забытье изнутри.
- Здесь больше никто не пропадал?
Следователь раздраженно выдохнул в воздух белесое раздражение.
- Пропадал. Моя пропащенка недалеко жила, - он махнул рукой куда-то в сторону. - У которой муж с инфарктом слег. - Он добавил с нажимом: - Пойдемте?
Инспектор кивнул и неторопливо направился к дому.
Интересно, каково это пропасть, уже находясь в небытие?
***
Одна из них доставила мне проблем. Она очнулась слишком рано.
Подготавливая пресс, я услышал шорохи наверху.
Она стояла рядом со столом, испуганно осматривая мои статуэтки. По этому затравленному взгляду, я понял - еще одна овечка. Никакого толка.
- Кто вы?.. - жалкий лепет.
Аккуратно ступая между фигурками на полу, я приближался к ней.
- Успокойся. Сядь, - я показал ей на кресло.
- Кто вы?
- Сядь.
Ее зрачки расширились и заблестели кроличьим страхом. Я почувствовал усталость. И она тоже будет плакать и скулить, тоже будет щемиться и по-девчачьи зажимать ноги. Нет никакого смысла тратить на нее время.
Она по-птичьи заозиралась по сторонам. Единственный выход из гаража был за моей спиной. Неосознанно, испуганными вороватыми движениями, она сгребла со стола самую увесистую статуэтку, изображающую писателя за печатной машинкой, и прижала ее к груди.
- Поставь на место, - резко сказал я.
Она вздрогнула и еще сильнее сжала писателя.
- Не подходите!
Я продолжал медленно подступать к ней. Она кинула нервный взгляд мне за плечо и натужно, от груди, запустила писателя в мою сторону.
- Тварь!
Писатель летел медленно, по широкой дуге.
Я бросился вперед и чудом успел подхватить скульптуру. Писатель больно ударил меня в грудь, но я его не выпустил. Однако нахалка была уже на полпути к выходу. Мне пришлось пожертвовать своим творением, надеясь, что оно окажется прочнее ее хребта. Размахнувшись, я кинул писателя ей вдогонку.
Удар статуэтки в спину оттолкнул девчонку на шкаф. Слабо вспискнув, она ударилась головой об угол и с деревянным грохотом лицом вниз повалилась на пол. Рядом с ней хрустнул писатель.
Я замер.
Она не двигалась, но дышала - ее спина тяжело вздымалась и опадала.
На шкафу блестела кровь.
Писатель лежал рядом. Отсюда я не видел на нем никаких повреждений. Кажется, обошлось.
Я подошел к девчонке и поддел ее ногой. Она пискляво завыла и перевернулась набок, подтянув ноги к груди и обхватив руками голову.
- Замолчи, - прошипел я.
Она всхлипнула и замолчала.
Я стоял и думал, что с ней делать. Может, все-таки попробовать?
Она сопела и дрожала, парализованная страхом, как кролик под топором. Меня уже тошнит от этих животных черт, корежащих их человеческую натуру. Никакого достоинства. Мне противно.
Я наклонился над ней и не без труда оторвал ее руки от головы. Перепачканные кровью волосы сбились и слиплись на виске в неаккуратный пучок. Она смотрела на меня, но не видела меня, в ее глазах был только ужас загнанной лошади.
Я поморщился.
- Вставай.
Она лежала неподъемным мешком.
- Вставай, - сказал я громче.
Ее взгляд прояснился. Она посмотрела на меня с безнадежной мольбой. Нет. Пробовать не стоит. Сколько раз я видел это взгляд и надеялся, что мне удастся его сломать, пробить этот стеклянный купол, достучаться. Нет, не удастся. Надо покончить с ней.
Я вздохнул и сел, прижав ее к полу коленями. Она снова пискнула и уперлась в мои ноги руками. Ее крупная дрожь передавалась и мне и зыбко отражалась в паху.
Казалось, что она уже приняла свою судьбу и больше не будет сопротивляться. Но когда мои руки потянулись к ее шее, она завизжала, неожиданно сильно взбрыкнула и вцепилась ногтями мне в лицо.
- Сволочь!
Я наотмашь, не глядя, ударил ее, но она ничего не чувствовала. Ее визг стоял в ушах и забивал собой все восприятие, а ногти рвали мои щеки. Сочащаяся из царапин кровь обогрела лицо и шею.
В голове проскочила отстраненная мысль: «Почему все эти сучки всегда бьют именно в лицо?»