Было время, когда она продумывала все, каждое мгновение каждого дня – ее, Ламба, Галли, Пита и Ро – и отправляла каждого на свое место со своими целями. Всегда смотрела вперед, ведь будущее лучше, чем настоящее – и его контуры были ей ясны, как контуры почти построенного дома. Трудно поверить, что с того времени прошло лишь пять ночей, проведенных под хлопающим тентом в задней части повозки. Пять пробуждений по утрам, каждый раз она была окоченевшей и больной; и каждый рассвет был похож на разверзшуюся под ногами яму. Пять дней по следам через пустые луга и леса, оглядываясь в свое черное прошлое, думая, какая его часть выползла из холодных объятий земли и украла ее жизнь, пока она, ухмыляясь, глазела в будущее.
Ее пальцы нервно терли ладонь.
– Посмотрим? – на самом деле она боялась того, что может найти. Боялась смотреть и боялась не посмотреть. Измученная и страшащаяся всего; с пустотой в том месте, где раньше были ее надежды.
– Я обойду сзади. – Ламб отряхнул колени своей шляпой и начал огибать участок. Ветки хрустели у него под ногами; стайка испуганных голубей взлетела в белое небо, давая всем ясный знак об их прибытии. Но там никого не было. По крайней мере, никого живого.
Сзади был заросший огород и канава глубиной по щиколотку. Рядом на чем-то комковатом лежало мокрое одеяло. Снизу торчала пара ботинок и пара тощих босых ног с грязью под синеватыми ногтями.
Ламб присел на корточки, взялся за угол и поднял одеяло. Мужское лицо и женское, серые и безжизненные, у обоих перерезаны глотки. Голова женщины наклонилась, рана в ее шее была влажной и пурпурной.
– Эх. – Шай прижала язык к щели между зубами и уставилась на землю. Лишь большой оптимист мог ожидать чего-то иного, а уж она оптимизмом ни в коей мере не страдала. Но эти лица все же что-то в ней терзали. Была это тревога за Пита и Ро, или за себя, или же это просто была глупая память о глупых временах, когда трупы не были для нее столь непривычными.
– Оставьте их, сволочи!
Первое, что увидела Шай, был блеск наконечника стрелы. Затем рука, державшая натянутый лук, белые суставы пальцев на темном дереве. Последним было лицо – мальчик лет шестнадцати, с копной рыжеватых волос, прилипших к бледной коже.
– Я убью вас! Убью! – Он выбрался из кустов, пробуя ногой, куда ступить. Тени скользили по его напряженному лицу, и его рука дрожала на луке.
Шай заставила себя стоять спокойно, что было непросто с двумя жгучими инстинктами: прыгнуть на него или сбежать. Каждая ее мышца порывалась сделать то или другое, и было время, когда Шай помчалась бы, куда бы ни вели ее инстинкты. Но так как обычно они заводили неприятными путями прямо в дерьмо, на этот раз она не поддалась им и просто стояла, глядя парнишке прямо в глаза. В испуганные глаза, которые, что не удивительно, были широко раскрыты и блестели в уголках. Она спросила мягким голосом, будто они встретились на танцах на празднике урожая, и между ними не было сожженных зданий, мертвых людей или натянутых луков:
– Как тебя зовут?
Он облизал губы, кончик стрелы качался и заставлял ее грудь жутко зудеть там, куда он был направлен.
– Я Шай. Это Ламб.
Глаза парня метались, и лук тоже. Ламб не дрогнул, только вернул одеяло на место и медленно встал. В глазах пацана он выглядел как угодно, но не безобидно. Даже с этой спутанной седой бородой. Надо быть совсем уж неосторожным с бритвой, чтобы случайно нанести такие шрамы, как у Ламба. Шай догадывалась, что он заработал их в какой-то войне на Севере, но если он и был бойцом когда-то, сейчас боевого духа в нем не было. Разновидность труса, как она всегда говорила. Но парень этого не знал.
– Мы преследуем кое-каких людей. – Шай продолжала говорить мягко, мягко, возвращая взгляд парня и наконечник его стрелы на себя. – Они сожгли нашу ферму, недалеко от Сквердила. Они сожгли ее, убили человека, работавшего на нас, и забрали мою сестру и моего маленького брата. – Ее голос сломался, и ей пришлось сглотнуть и снова решительно продолжить. – Мы преследуем их.
– Полагаю, здесь они тоже были, – сказал Ламб.
– Мы следили за ними. Их, возможно, двадцать человек, двигаются быстро. – Наконечник начал опускаться. – Они посетили еще пару ферм по пути. То же самое. Затем мы последовали за ними в леса. И сюда.
– Я охотился, – тихо сказал парень.
Шай кивнула.
– Мы были в городе. Продавали урожай.
– Я вернулся, и… – Наконечник опустился к земле, к большому облегчению Шай. – Ничего не мог сделать.
– Нет.
– Они забрали моего брата.
– Как звали?
– Эвин. Ему было девять лет.