– Я пойду первым. Привяжите волов, затем вы двое следуйте за мной, осторожно. – Он выпрыгнул из фургона, сапоги разбрызгали грязь. – Если только не хотите остаться здесь. Это было бы лучше всего.
– Я выполню свою часть, – отрезал Лиф.
– Ты знаешь, что это может быть за часть? Ты когда-нибудь убивал человека?
– А ты?
– Просто не стой у меня на пути. – Ламб как-то изменился. Больше не горбился. Стал выше. Здоровее. Дождь барабанил по плечам его плаща, луч освещал одну сторону его жесткого хмурого лица, все остальное было во тьме. – Не стойте у меня на пути. Вам придется пообещать мне это.
– Хорошо, – сказал Лиф, странно взглянув на Шай.
– Хорошо, – сказала Шай.
То, что говорил Ламб, было для него странно. В любой сезон окота овец легко найти ягненка, еще более жалкого, чем он. Но люди с их гордостью бывают странными. Шай никогда не находила особого применения для гордости. Поэтому она полагала, что может позволить ему болтать, что он хочет, и постараться войти первой. В конце концов, при продаже зерна срабатывало неплохо. Пусть думает, что хочет, пока она скользит следом. Она спрятала нож в рукаве, глядя, как старый северянин, все еще в обоих сапогах, раскинув руки для равновесия, усердно пытается перейти болотистую улицу.
У нее могло получиться, когда Ламб споткнулся. Она уже поступала так раньше, с менее серьезными причинами и с людьми, менее этого заслуживающими. Она проверила, что нож может свободно выскользнуть из мокрого рукава; стук ее сердца отдавал в голове. Она могла это сделать. Должна была, снова.
Снаружи таверна выглядела разваленным сараем, и внутри это впечатление не сильно менялось. Это место вызвало в Шай ностальгию по Дому Колбасы Стафера – чувство, которое она и не думала ощутить. Жалкий язычок пламени извивался в безвозвратно почерневшем очаге. Здесь был кислый запах дыма, сырости и вонючих тел, не знавших мыла. Прилавок был куском старой доски с трещинами, отполированной за многие годы локтями и изогнутой посередине. За ним стоял трактирщик, или, вернее, сарайщик, и вытирал чашки.
Узкая, низкая халупа была далеко не заполнена, что в такую неспокойную ночь было неудивительно. Компанию из пятерых с двумя женщинами Шай приняла за торговцев, и не из удачливых. Они склонились над тушеным мясом за самым дальним от нее столом. Костлявый мужик потрепанного вида сидел один на одной с кружкой. По его отражению в запятнанном зеркале, какое и у нее было когда-то, она решила, что это фермер. За следующим столом сидел человек в такой большой шубе, что он почти утопал в ней; клок седых волос сверху, шляпа с засаленными полями и тесьмой, и полупустая бутылка на столе перед ним. Напротив него, прямая, как судья на процессе, сидела старая женщина-дух, со сломанным носом, седыми волосами, перевязанными чем-то, что выглядело как клочки старого имперского знамени, и лицом, столь глубоко морщинистым, что его можно было использовать как подставку для тарелок. Если только все твои тарелки не были сожжены вместе с зеркалом и со всем, что у тебя было.
Шай медленно перевела взгляд на последних участников веселой компании, будто хотела притвориться, что их там вовсе не было. Но они были. Трое мужчин, сбившихся в кучку. Они выглядели как люди Союза, коль скоро можно было сказать, где кто родился, если их обтесали несколько сезонов в грязи и непогоде Близкой Страны. Двое были молоды, один с копной рыжих волос и дерганный, будто с маятником в заднице. У другого была красивая форма лица (насколько Шай могла сказать с этой стороны) и овечья куртка, подтянутая модным отделанным металлом поясом. Третий был старше, бородатый и в высокой шляпе в мокрых пятнах, заломленной набок, будто он много о себе воображал. Что, конечно, свойственно всем людям обратно пропорционально их ценности.
У него был меч – Шай видела потертый латунный кончик ножен, высовывавшихся из прорези в его плаще. У Красавчика был топор и тяжелый нож, засунутый за пояс рядом с мотком веревки. Рыжеволосый сидел к ней спиной, так что она не могла сказать точно, но никаких сомнений, что и у него был клинок или два.
Она не могла поверить, насколько они были обычными. Как тысячи других бродяг, которых она видела в Сквердиле. Она наблюдала, как Красавчик заткнул большой палец за свой модный пояс. Прямо как мог бы кто угодно, наклоняясь к прилавку после долгого пути. За исключением того, что его путь пролегал через ее сожженную ферму, через ее уничтоженные надежды и похищение ее брата и сестры в черт знает какую тьму.