– Скверные люди, это точно, – продолжил он. – Они крали детей по всей Близкой Стране и оставляли за собой лишь повешенных. Наверное, дюжину я похоронил за последние несколько дней.
– Сколько этих ублюдков?
– Около двадцати.
– Послать за ними команду, чтобы отыскать? – Хотя трактирщик выглядел так, словно предпочел бы остаться вытирать свои кружки дальше, и кто стал бы его винить?
Ламб покачал головой.
– Нет смысла. Они уже давно свалили.
– Точно. Ну… полагаю, правосудие поймает их, рано или поздно. Говорят, правосудие всегда настигает.
– Правосудие сможет забрать, что останется, когда я закончу. – Ламб завернул, наконец, рукава так, как хотел и повернулся, отклоняясь от прилавка, глядя прямо на тех троих на другом конце. Шай не знала, чего ожидать, но только не этого, только не Ламба, скалящегося и болтающего, словно не о чем было беспокоиться.
– Когда я сказал, что они свалили, это была не вполне правда. Трое от них откололись.
– Это точно? – заговорил Высокая Шляпа, уводя разговор от трактирщика, как вор уводит кошелек.
Ламб встретился с ним глазами.
– Определенно.
– Три человека, ты сказал? – рука Красавчика суетливо нашаривала топор на поясе. Настрой вокруг быстро менялся, бремя приближающегося насилия тяжело висело в этой маленькой комнате, как грозовая туча.
– Слушайте, – сказал трактирщик, – Я не хочу неприятностей в моей…
– Я не хотел никаких неприятностей, – сказал Ламб. – Их все равно принесло. У неприятностей есть такая привычка. – Он откинул мокрые волосы с лица, и его глаза были широко открыты, и они сияли, сияли, рот тоже был открыт, он часто дышал и улыбался. Не как человек, выполняющий тяжелую задачу. А как человек, наслаждающийся приятным поручением, смакующий его, как прекрасную еду, и внезапно Шай увидела все эти шрамы заново и почувствовала холод, поднимающийся по ее рукам и опускающийся по спине, и каждый волосок на ней поднялся.
– Я отследил тех трех, – сказал Ламб. – Взял их след и шел по нему два дня.
Еще одна бездыханная пауза, и трактирщик отошел на шаг назад. Чашка и тряпка все еще болтались в его руках, призрак улыбки все еще цеплялся к его лицу, в остальном он был в ужасе. Трое повернулись лицами к Ламбу, спинами к Шай, и она обнаружила себя крадущейся вперед, будто пробиралась сквозь мед, из теней к ним; дрожащие пальцы были на ручке кинжала. Каждое мгновение было растянуто на век, вздох царапался, втягиваясь в глотку.
– И куда привел след? – спросил Высокая Шляпа треснувшим голосом, в конце и вовсе исчезающим.
Улыбка Ламба растянулась шире. Улыбка человека, который получил в точности, что хотел на день рождения.
– К твоим ебаным ногам.
Высокая Шляпа отбросил плащ, ткань вскинулась, как крылья, когда он потянулся за своим мечом.
Ламб неожиданно швырнул в него большую кружку. Она отскочила от его головы, и тот рухнул в фонтане из пива.
Заскрипел стул, когда фермер дернулся и свалился с него.
Рыжеволосый парень отступил назад, освобождая место или просто от шока, и Шай плавно приставила нож к его шее, решительно надавив и крепко обнимая его другой рукой.
Кто-то закричал.
Ламб в один прыжок пересек комнату. Он поймал Красавчика за запястье, сразу как только тот вытащил топор; выкрутил его, другой рукой выхватил нож из его модного пояса, вогнал ему в пах, протащил клинок вверх, широко его разрезая; кровь забрызгала их обоих. Тот издал булькающий крик, ужасно громкий в этом узком месте, и упал на колени, с выпученными глазами, стараясь удержать внутри свои кишки. Ламб изо всех сил ударил его рукояткой ножа по затылку, прервав его крик и уложив его на пол.
Одна из женщин торговцев подпрыгнула, зажав руками рот.
Рыжеволосый, которого держала Шай, скорчился, и она, сжав его крепче, прошептала: «Ш-ш-шшш», вдавив кончик ножа ему в шею.
Высокая Шляпа нетвердо поднялся, уже без шляпы, кровь струилась из раны, оставленной кружкой на его лбу. Ламб схватил его за шею, легко поднял, словно тот был сделан из тряпья, и впечатал его лицо в прилавок, потом еще раз, со звуком разбивающегося горшка, потом еще – голова уже болталась, как у куклы. Кровь забрызгала фартук трактирщика и стену за ним, и потолок. Ламб высоко поднял нож, мелькнуло его лицо, все еще растянутое в этом сумасшедшем оскале, затем клинок стал металлическим пятном, прошел через спину человека и с ужасным треском врезался в прилавок; полетели обломки. Ламб оставил его пригвожденным, колени висели над полом, ботинки задевали за доски, кровь капала вокруг, как пролитое пойло.
Все заняло не дольше, чем Шай понадобилось бы на три хороших вдоха, если б она не задержала дыхание. Ей было жарко, голова кружилась, и мир был слишком ярок. Она моргала. Не в силах полностью сфокусироваться на том, что произошло. Ей не нужно было двигаться. Она не двигалась. Никто не двигался. Только Ламб шел вперед, с блестящими от слез глазами, одна сторона его лица была побита и запятнана, его сжатые зубы сияли в безумной улыбке, и каждый вздох был в его горле мягким рычанием, как у любовника.