– Думаю, нам придётся быть готовыми на большее.
Брови Шай полезли на лоб. Этот огромный, мягкий северянин, который, бывало, со смехом бегал по пшенице, усадив Пита на одно плечо и Ро на другое, который часами сидел на закате с Галли, молча передавая бутылку, который ни разу не поднял руку на Шай, хотя подростком она не раз жёстко напрашивалась – теперь он собирается обагрить руки в крови по локоть, и говорит об этом так, словно это пустяк.
Шай знала, что это не пустяк.
Она закрыла глаза и вспомнила лицо Джега после того, как зарезала его. Окровавленные поля шляпы закрывали ему глаза, и он всё кружился по улице, бормоча: «Смоук[4], Смоук…». Вспомнила того продавца в магазине, который смотрел на неё, пока его рубашка чернела от крови. И тот взгляд Додда, глупо уставившегося на её стрелу в своей груди. «За что ты так поступила?»
Шай сильно потёрла лицо рукой, внезапно вспотев. Сердце тяжело стучало, и она закуталась в засаленную одежду, словно могла укрыться от своего прошлого. Но это не помогало, и оно её настигало. Ради Пита и Ро нужно будет снова обагрить руки. Она сжала пальцами рукоять ножа, тяжело вздохнула и выпятила челюсть. Выбора не было тогда. Выбора нет и теперь. А по тем, за кем они сейчас гнались, нечего лить слёзы.
– Когда мы найдём их, – её голос тонко звучал в сгущающейся тьме, – сможешь делать, как я скажу?
– Нет, – сказал Ягнёнок.
– Чего? – он так давно делал всё по первому её слову, что она и не думала, будто может быть по-другому.
Когда она посмотрела на него, его старое, покрытое шрамами лицо кривилось, словно от боли.
– Я обещал твоей матери. Перед тем, как она умерла. Обещал присмотреть за детьми. За Питом и Ро… и я полагаю, к тебе это тоже относится, так?
– Наверное, – неуверенно прошептала она.
– Я в своей жизни нарушил много обещаний. Позволял им уплывать, как листьям по воде. – Он потёр глаза тыльной стороной перчатки. – А это обещание я намерен сдержать. Поэтому, когда мы их найдём… ты будешь делать, как я скажу. На этот раз.
– Хорошо. – Она могла так сказать, если ему так хотелось.
А затем делать то, что нужно.
Достойнейший
– Видимо, это Сквердил, – сказал инквизитор Лорсен, хмуро глядя на карту.
– А Сквердил есть в списке наставника? – спросил Коска.
– Есть. – Лорсен постарался, чтобы в его голосе ни одну нотку нельзя было принять за неуверенность. На сотню миль вокруг только он обладал чем-то похожим на причину здесь находиться. Он не мог питать никаких сомнений.
Наставник Пайк сказал, что будущее на западе, но через окуляр инквизитора Лорсена городок Сквердил не был похож на будущее. Не выглядел он и как настоящее, для любого, у кого есть возможность выбора. Люди, влачившие существование в Ближней Стране, оказались даже беднее, чем он ожидал. Беглецы и изгои, отбросы и неудачники. Бедные настолько, что вряд ли поддержка восстания против самой сильной державы занимала важное место среди их интересов. Но Лорсен не позволял себе полагаться на вероятности. Допущения, оправдания и компромиссы также были недопустимой роскошью. Много тягостных лет он возглавлял колонию заключённых в Инглии, и понял за это время, что людей нужно делить на правых и неправых, и неправые не заслуживают никакой жалости. Это не доставляло ему никакого удовольствия, но за лучший мир приходится платить.
Он сложил карту, отчеркнул ногтем острую складку и убрал её в плащ.
– Генерал, готовьте людей к атаке.
– М-м-м.
Лорсен с удивлением увидел краем глаза, что Коска как раз делал глоток из металлической фляжки.
– Не рановато ли для спиртного? – процедил он сквозь сжатые зубы. В конце концов, прошло не больше пары часов после рассвета.
Коска пожал плечами.
– Что хорошо на полдник, определённо хорошо и на завтрак.
– Если только это не плохо, – проскрежетал Лорсен.
Пропустив эти слова мимо ушей, Коска сделал очередной глоток, а потом ещё и громко причмокнул.
– Хотя, вам лучше не упоминать от этом при Темпле. Он волнуется, благослови его бог. Считает меня практически отцом. Знаете, когда я на него наткнулся, он пребывал в состоянии крайней нужды…
– Очаровательно, – отрезал Лорсен. – Людей подготовьте.
– Так точно, инквизитор. – Почтенный наёмник закрутил крышку – плотно, словно решил никогда её больше не откручивать, – а затем, очень чопорно и не очень достойно начал сползать с холма.
Он производил впечатление омерзительного человека, и суровая рука времени его ничуть не украсила: неописуемо тщеславный, заслуживающий доверия не больше скорпиона, и абсолютно чуждый морали. Но, проведя несколько дней с Отрядом Милосердной Руки инквизитор Лорсен с сожалением пришёл к выводу, что Коска, или Старик, как его ласково называли, возможно, достойнейший среди них. Его прямые подчинённые были и того хуже. Капитан Брачио – подлый стириец, у которого глаз вечно слезился из-за старой раны. Прекрасный наездник, но жирный, как дом, поскольку самозабвенную праздность он превратил в религию. Капитан Джубаир – громадный кантиец, чёрный, как смоль, – был его противоположностью и превратил религию в самозабвенное безумие. Ходили слухи, что он бывший раб, и некогда дрался на арене. Хотя сейчас это и не ощущалось, но Лорсен подозревал, что некая часть арены осталась внутри него. Капитан Димбик, по крайней мере, был человеком Союза. Его изгнали из армии за некомпетентность и слабохарактерность, и он обижался на тех, кому вздумалось задевать его потёртую перевязь – напоминание о прошлых победах. Лысея, он отрастил длинные волосы, и вместо того, чтобы просто быть лысым, теперь выглядел и лысым, и глупым.