Насколько Лорсен мог сказать, ни один из них не верил ни во что, кроме собственной выгоды. Вопреки привязанности Коски, юрист, Темпл, был худшим из команды. Себялюбие, жадность и закулисные интриги он считал за добродетели, и был таким скользким, что мог бы работать смазкой для колёс. Лорсен содрогнулся, глядя на лица прочих наёмников, толпившихся вокруг огромного укреплённого фургона наставника Пайка: жалкие отбросы всех рас и помесей, покрытые всевозможными шрамами, больные и бесчестные, плотоядно зыркали в предвкушении грабежа и насилия.
Но ради праведных замыслов можно воспользоваться и грязными средствами, и с их помощью достигать возвышенных целей, не правда ли? Лорсен надеялся, что так и будет. Где-то в этих заброшенных землях прячется повстанец Контус – затаился и составляет планы новых мятежей и резни. Его нужно искоренить любой ценой. Наказать в назидание другим, и тогда Лорсен пожнёт всю славу от его поимки. Он последний раз взглянул через окуляр на Сквердил – всё ещё спокойный – потом сложил его и начал спуск со склона.
Внизу Темпл тихо говорил с Коской, и жалобную нотку в его голосе Лорсен находил особенно раздражающей.
– Может быть стоит… поговорить с горожанами?
– Непременно, – сказал Коска. – Сразу, как только обеспечим фураж.
– Вы имеете в виду, ограбим их.
Коска похлопал Темпла по руке.
– Юристы! Вы смотрите в самую суть!
– Должен быть способ лучше…
– Я искал его всю жизнь, и поиски привели меня сюда. Темпл, как тебе прекрасно известно, мы подписали контракт, и инквизитор Лорсен желает, чтобы мы исполнили свою часть сделки, не так ли, инквизитор?
– Я буду на этом настаивать, – проскрежетал Лорсен, ядовито глядя на Темпла.
– Если ты хотел избежать кровопролития, – сказал Коска, – то следовало высказаться заранее.
Юрист моргнул.
– Я и высказался.
Старик беспомощно всплеснул руками, указывая на наёмников, которые вооружались, садились на лошадей, пили и всячески готовились к насилию.
– Очевидно, не достаточно красноречиво. Сколько у нас людей, готовых для боя?
– Четыреста тридцать два, – тотчас сказал Балагур. В представлении Лорсена, у безшеего сержанта были две поразительные специализации: безмолвная угроза и числа. – Помимо шестидесяти четырех, которые предпочли не принимать участия в операции, одиннадцать человек дезертировали и пятеро заболели с тех пор, как мы вышли из Малковы.
Коска отмахнулся:
– Некоторая убыль неизбежна. Чем меньше нас, тем больше слава каждого, не так ли, Сворбрек?
Писатель – курьезная прихоть в этой операции – выглядел как угодно, только не убежденно.
– Э-э-э… наверное?
– Славу сложно посчитать, – сказал Балагур.
– Совершенно верно, – посетовал Коска. – Как и честь, и добродетель, и все прочие желанные непостижимости. Но чем нас меньше, тем доля добычи выше.
– Добычу можно посчитать.
– И взвесить, и почувствовать, и показать, – сказал капитан Брачио, мягко потирая свой вместительный живот.
– Из чего логически следует, – Коска завернул вощёные кончики усов, – что все существующие высокие идеалы не стоят и ломаного гроша.
Лорсен содрогнулся от сильнейшего омерзения.
– В таком мире я бы жить не смог.
Старик ухмыльнулся.
– И всё-таки вы здесь. Джубаир на месте?
– Скоро, – проворчал Брачио. – Ждём его сигнала.
Лорсен вдохнул сквозь сжатые зубы. Толпа безумцев, ждущих сигнала самого безумного.
– Ещё не поздно, – Суфин говорил тихо, чтобы не услышали остальные. – Мы можем остановить это.
– Зачем? – Джубаир обнажил меч и увидел страх в глазах Суфина, и почувствовал жалость и презрение к нему. Страх рождается из высокомерия. Из убеждения, что не всё совершается по воле Бога, а потому может быть изменено. Но ничего изменить нельзя. Джубаир принял это много лет назад. С тех пор он совершенно не ведал страха. – Это именно то, чего хочет Бог, – сказал он.