– Трахать я его хотел тогда! – рявкнул Суфин.
– О! – Джубаир неторопливо приподнял бровь. – Ты еще увидишь – это Бог всех трахает.
Возникла временная тишина, нарушаемая лишь позвякиванием воинского снаряжения, которое в это утро разносилось по лесу, соперничая с пением птиц.
Старик вздохнул и потер переносицу.
– Похоже, ты решительно настроен.
– Целеустремленный человек должен делать твердый выбор и отвечать за последствия, – ответил Суфин словами Лорсена.
– А если я соглашусь, тогда что? Твоя совесть будет сидеть, как заноза в заднице, всю дорогу через Ближнюю Страну и обратно? Мне это может прискучить самым решительным образом… Совесть может доставлять кучу неудобств, как гонорея. Взрослый человек должен мучиться в одиночку, а не выставлять страдания напоказ перед друзьями и сослуживцами.
– Вряд ли совесть и гонорею можно сравнивать, – вставил Лорсен.
– Конечно! – многозначительно согласился Коска. – Гонорея гораздо реже приводит к смертельным последствиям.
– Должен ли я понимать ваш ответ, что вы всерьез рассматриваете это безумное предложение? – Лицо инквизитора стало бледнее, чем обычно.
– И вы, и я. В конце концов, город окружен, никто не выскользнет из нашей ловушки. Но его предложение, возможно, облегчит наш труд. Как ты думаешь, Темпл?
– Я? – моргнул стряпчий.
– Ну, я, кажется, произнес твое имя? И гляжу прямо на тебя.
– Да… Но я…
Он старался избегать трудного выбора по весьма серьезной причине. Он всегда выбирал неправильно. Тридцать лет нищеты и страха перед грядущими бедствиями, закончившиеся здесь, в весьма затруднительном положении, могли быть достаточным тому подтверждением. Он посмотрел на Суфина, на Коску, на Лорсена и опять на Суфина. С кем быть выгоднее? Где меньше опасность? И кто на самом деле… прав? Дьявольски трудно выбирать во всей этой путанице.
– Ладно…
– Человек совестливый, и человек сомневающийся, – генерал надул щеки. – Бог должен хранить вас. У вас есть один час.
– Я вынужден протестовать! – возмутился Лорсен.
– Если вынуждены, то ничего не поделаешь. Но, боюсь, я не услышу вас за всем этим шумом.
– Каким шумом?
Коска заткнул уши пальцами:
– Бла-ла-ли-ла-ла-ли-ла-ла-ли!..
Он продолжал завывать, пока Темпл спешил, лавируя между деревьями, за Суфином. Под их подошвами хрустели сухие ветки, гнилые шишки и палая побуревшая хвоя. Голоса людей постепенно затихали. Наконец остался лишь шелест ветвей, щебет и трели птиц.
– Ты совсем спятил? – прошипел Темпл, изо всех сил стараясь не отстать.
– Все у меня в порядке.
– А что ты творишь?
– Хочу поговорить с ними.
– С кем?
– С тем, кто согласится слушать.
– Ты не сумеешь исправить мир переговорами!
– А что ты предлагаешь использовать? Огонь и меч? Договорные обязательства?
Они миновали последний пост удивленных часовых – Берми вопросительно глянул, но Темпл ответил лишь беспомощным пожатием плеч, – а потом вышли на опушку, на яркий солнечный свет. Несколько дюжин строений Эверстока цеплялось за речную излучину в низине. И, пожалуй, к большинству из них применить наименование «строения» было бы преувеличением. Чуть-чуть лучше, чем просто хижины, а улицы – сплошная грязь. Чуть-чуть лучше, чем жалкие лачуги, а улицы – дерьмо, да и только, но Суфин целеустремленно шагал к ним.
– Черт побери! Что он делает? – прошипел Берми из безопасного полумрака зарослей.
– Думаю, идет по зову совести, – ответил Темпл.
– Совесть – дерьмовый проводник. – Стириец не выглядел убежденным.
– Я это ему частенько говорил. – Но Суфин по-прежнему следовал ей. – О, Боже! – пробормотал Темпл, вздрагивая и поднимая глаза к небу. – О, Боже! О, Боже… – И он побежал следом, путаясь в высокой траве с мелкими белыми цветочками, названия которых не знал.
– Самопожертвование вовсе не благородная затея! – закричал, догоняя. – Я видел, каким оно бывает. Оно уродливо и бессмысленно! Никто не поблагодарит тебя!
– Может, Бог поблагодарит.
– Если Бог есть, у него имеются заботы поважнее.
Суфин продолжал шагать, не глядя по сторонам.
– Возвращайся, Темпл. Это – нелегкий путь.
– Да я понимаю, мать его растак! – Он схватил Суфина за рукав. – Давай вместе вернемся!
– Нет! – Разведчик вырвался и продолжал идти.
– Тогда я ухожу!
– Уходи.
– Мать твою! – И Темпл снова поспешил вдогонку. Город все приближался и с каждым шагом становился все меньше и меньше похожим на нечто, за что стоило отдавать жизнь. – Что ты намерен делать? Ведь ты что-то думал?