В зеркале лифта она посмотрела на своё отражение: большие глаза казались чёрными и глубокими, высокие скулы придавали безбровому лицу загадочные восточные черты.
«Ну, влюбиться-то я, наверное, имею право», – подумала Ирина, и эта мысль тоже была неожиданной: давненько не загадывалось «на хорошее».
До ёлочного базара шагать и шагать, однако сегодня прогулка далась Ирине удивительно легко. Оказавшись за заборчиком, она словно вошла в волшебный лес. Пахло смолой, пушистые сугробы глушили уличные звуки; густо-зелёный цвет елей, чуть сизый, голубоватый оттенок сосен, а наверху, в небе зимнем – жемчужные пухлые облака. Сказочная картина, да и только! Вот сейчас появится Иван-царевич на сером волке и увезёт Ирину в беспечальную жизнь!
Продавец, здоровяк в расстёгнутом бушлате, под которым виднелась тельняшка, вскинул голову, отчего его красный дедморозовский колпак, обшитый белой опушкой, смешно съехал на ухо.
– Что желаете, дамочка? – спросил он у Ирины. – Веточек вам собрать? Или ёлку?
– Ёлочку. Только выберите небольшую.
– Выберем, обязательно выберем! Такой красавице и ёлка нужна – красавица из красавиц! Вот такая подойдёт? – Человек в колпаке вытянул деревце из самой середины.
– Вас дожидалась!
Чудесная ёлочка росточком с Ирину расправляла веточки, распрямлялась, как человек, долго просидевший в неудобной позе. Продавец улыбался, уверяя, что краше этой ёлочки не найти на всём белом свете, и Ирина решила, что возьмёт, донесёт как-нибудь. Но ёлочка по пути кололась через варежки, тяжелела с каждым шагом. Ирина шла всё медленнее, с трудом перекладывая ёлку из руки в руку, останавливалась, кладя свою ношу на снег.
Алексей балагурил с покупателями, механически отсчитывал сдачу. Из головы его не выходила бледная девушка с карими глазами в надвинутой до самых глаз лиловой шапке с помпоном, так, что совсем не было видно волос. Как она ёлку дотащит, в чём только душа держится?.. Минут через сорок, отпустив очередного покупателя, Алексей огляделся: далеко впереди, на горке, там, где меж двух улиц втиснулся скверик, ему почудился лиловый помпон. Тут и хозяин ёлок кстати объявился. Крикнув тому, что скоро вернётся, Алексей рванул по утоптанному покупателями снежку наверх, к скверу. За такое хозяин мог и уволить, да что с того: работа эта сезонная, а сезон короток. Сегодня да завтра, а там и Новый год, и ёлки никому не нужны. Вообще, Алексей брался почти за любую работу, но при одном условии: работать недалеко от дома. В четыре часа ему нужно было забирать сына с продлёнки, делать с ним уроки (Егор, склонив белокурую, как у Есенина, головку, размашисто выводил в прописях букву «ы», а Алексей подрёмывал рядом), а уж потом можно опять таскать ящики в продуктовом магазине, подметать и чистить от снега школьный двор. И только уложив Егорку спать, заняться любимым делом: придумывать и рисовать сайты, чтобы утром отправить их верстальщику и программисту.
Его жена, по неясным Алексею причинам, подала на развод и переехала на съёмную квартиру в Москве два года назад, оставив Алексею пятилетнего сына. В переписке в «Телеграм» она писала, про «переполненную чашу», про то, что ей надо отдохнуть и успокоиться, а через некоторое время о том, что «встретила другого человека». Пока сын не пошёл в школу, распоряжаться временем было проще: в детском саду Егорка оставался до семи. Могла бы помочь мать Алексея, Егоркина бабушка, но она наотрез отказывалась ехать в «вашу Москву» (хотя жили отец с сыном не в Москве, а в Подмосковье), предлагала забрать Егора к себе, на что Алексей согласиться никак не мог. Вот и крутился.
Больше, чем по жене, Алексей скучал по потерявшейся собаке. Когда ещё не родился Егорка, жена купила клубного щенка. Ухаживала за ним она, однако щенок, бассет-хаунд (длинное плотное тельце, короткие лапы, уши до земли, глаза, полные страдания), как это часто бывает, назначил своим хозяином его, Алексея. Несмотря на кличку, записанную в собачьем паспорте (Роббинс Авертер[1]), щенок откликался Алексею даже на слово «собака», радостно молотя хвостом по полу и легко вставая на задние лапы безо всякой команды. После бегства жены Алексей часто разговаривал с псом, теребя его замшевые уши.
– Вот как бывает, собака, – вздыхал Алексей, – а ещё говорят, нет ничего сильнее материнской любви! Взяла да усвистала! Ладно б, меня бросила… Ну, разлюбила, всяко бывает… Но сыночка-то как можно оставить? Ответь, собакин!