— Зачем ты это сделал? — без всяких предисловий начал разговор Шмидт.
— Кто тебя просил?
— Юрген, я твой друг и должен был остановить это безумство. Ты свихнулся на девках. Одно дело шляться по борделям, а другое разводить шашни на службе. Ты стал привлекать к себе слишком много внимания, — спокойно ответил Шульц.
— С каких пор ты стал заботиться о моем моральном облике?
— Ты офицер люфтваффе и должен сохранять лицо. Кто эта девица? Полукровка! Барбара настоящая немка. Она родит тебе чистокровных немцев и станет образцовой женой. Твои дети не будут говорить по-французски и никто, не посмеет ткнуть в них пальцем из-за происхождения. На стороне можешь крутить романы с кем угодно, но когда дело доходит до бракосочетания, то стоит хорошенько подумать.
— Ты заговорил как доктор Гебельс. Не хочешь замерить череп моей подружки? Может она не вписывается в критерии немецкой расы? У нее отец из Восточной Пруссии. Она такая же немка, как и мы с тобой, — повысил голос на друга обер-лейтенант.
— Не скажи. Кто ее мать? — не соглашался Шульц.
— Какая тебе разница? Они сандалорцы, а Сандалор союзник Третьего Рейха.
— Майору Отто Шнайдеру тоже не нравится твой роман. Он не хотел бы, чтобы тобой занялись соответствующие органы. Ни к чему в эскадрилье разводить любовные романы с сандалорцами.
— Вон вы как переживаете? Когда эта сандалорка валит англичан и американцев в угоду Рейху, это всех устраивает, и никто не задается вопросом, а кто у нее родители? А когда она ответила взаимностью на чувства офицера люфтваффе, то сразу же вспомнили о морали и расовой принадлежности. Тебе не кажется Вальтер, что это двойные стандарты?
— Она воюет с англо-американцами не потому, что нежно любит Третий Рейх, а потому, что служит сандалорскому королю, а он наш союзник, — привел свой аргумент фельдфебель.
— Значит, теперь мне надо держать отчет, перед тобой и майором с кем я сплю и что говорю? — нервничал Шмидт.
— Насчет разговоров не мне тебя учить, а вот о своем моральном уровне стоит призадуматься, пока не поздно, — посоветовал Вальтер.
— А то, что? Напишешь кляузу в гестапо? Пусть меня за моральное разложение отправят в окопы. Ты, тогда станешь сбивать «мустангов» или прикажешь майору сесть за штурвал?
У Шульца нервно дернулся глаз.
— Не перегибай палку. Никто на тебя доносить не собирается. Просто убавь обороты, чтобы поменьше о тебе говорили. Добряков у нас всегда хватало. Ты на хорошем счету у гера майора, и он не хочет терять такого летчика по глупости, — дал еще один совет фельдфебель.
— Значит для вас любовь — это глупость? Сбивать самолеты — противника-это долг, а любить женщину глупость! Я понял вас фельдфебель Шульц, — официально произнес Юрген.
— Я думаю, теперь наши взаимоотношения не будут выходить за рамки должностных инструкций, Хайль Гитлер! — отчеканил Шмидт. Вальтер щелкнул каблуками и выбросил вперед правую руку.
— Хайль Гитлер!
Глава 4
В начале июля 1943 года в Нетл-Драз прибыл после ранения Поль Морель. Эту новость она узнала от механиков. Дюран бросилась бегом в казарму. Парень стоял в тесном кругу однополчан, рассказывая историю своего счастливого спасения. Растолкав военных Селина, повисла на шее у своего близкого друга.
— Поль, ты вернулся!
— Я же обещал, — прижал ее к себе мужчина.
— И к этому на шею цепляется, немецкая подстилка! — кто-то едко заметил в толпе. Дюран обвела взглядом лица присутствующих, но не смогла определить, кто это сказал. Все улыбались, но ведь кто-то же сказал эту гадость?
— А как же комиссия? Они допустили тебя к полетам? — еще не совсем верила в такую удачу баронесса.
— Как видишь! Пришлось проститься с тростью и станцевать для членов комиссии, а то бы не поверили, — признался Морель.
— Примите меня обратно? — шутливо спросил он у авиаторов.
— Конечно, примем, еще и самолет дадим.
— Капитан мне тоже обещал свободный МВ.152 «Блох» предоставить. Я на таком в Африке летал.
— Теперь у нас полетаешь! — хлопали его по плечу товарищи.
— Я тут тебе подарок привез, — полез Поль в свой чемоданчик. Он достал оттуда шелковый платок сине-зелено-красного кольора, под цвет национального флага Сандалора.
— Какая красота! — повязала Дюран подарок себе на шею.