- Он что, в таком виде стишки бойцам читать будет? - уныло спросил Раскольников у Ларисы.
- Товарищам будет полезно послушать стихи во время привалов, - с царственной улыбкой ответила товарищ Рейснер.
- Только не эту тарабарщину! - возмутился комкор. - Слыхал я: "Вы рассмейтесь, смехачи...". Или это еще: "Дыр, бул, щел, убещур..." Братишки и так слишком часто вокруг него животы надрывают, вместо того, чтоб политграмоту постигать! Пусть лучше помалкивает да рис жрет, а стишки свои товарищу Абиху читает, два сапога - пара!
А между тем "русский дервиш" писал родным в Астрахань: "Живется здесь скучно, дела никакого, общество - искатели приключений, авантюристы шаек Америго Веспуччи и Фернандо Кортеца". Письмо Хлебникова вскрыли товарищи из Особого отдела Персидской Красной армии, не переставшие проявлять к этой темной личности повышенный интерес. После этого оно легло на стол сначала к Абиху, а потом к Раскольникову, в сопровождении рапорта следующего содержания: "Именующий себя Велимиром Земного Шара гр. Хлебников В.В., внедрившийся в ряды Персармии, разоблачен в сношении с главарями бандитских белых банд Америго Веспуччи и Фернандо Кортеца. Нашей агентуре они пока неизвестны, но очевидно присланы Антантой". Товарищ Абих лишь посмеялся, а Раскольников буквально побагровел от гнева и швырнул рапорт в лицо супруге.
"Погляди, что пишет твой сумасшедший пророк! - кричал Раскольников. - Мало того, что мы, значит, не Персармия, а шайка авантюристов! Ты хоть представляешь, что будет, если подобная писулька дойдет до товарища Троцкого? Хорошего лектора ты навязала на мою шею...".
"Ты должен гордиться, Федор, он сравнил нас с конкистадорами! Армия Кортеса завоевала столицу империи ацтеков, а мы непременно завоюем Тегеран. Воины Кортеса отличались смелостью", - пыталась переубедить мужа Лариса. А про себя думала: "И жадностью. Выжали все золото из Латинской Америки, как мы выжимаем рис". От этой мысли Ларисе становилось необычайно горько: она вспоминала одно из писем Гафиза, в котором он говорил, что мечтает написать пьесу о завоевании Мексики Кортесом. Тогда, в 1916-м, она передала Гафизу на фронт книгу Уильяма Прескотта о завоевании Мексики, которую он рассеянно листал в грязных траншеях. Теперь она часто чувствовала себя предательницей Мариной, Малинцин - индианкой, которая помогла своему любовнику Кортесу завоевать Мескику. В муже Лариса видела нового Кортеса, разбойника и авантюриста, который выжал слезы и кровь из русского Поволжья и персидского Гиляна, а теперь собирается покорить Тегеран!
Но Тегеран оказался крепким орешком, крепче Теночтитлана. Красноармейцы и дженгелийцы стояли в 42 верстах от города. Между Тегераном и Персидской Красной армией лежала всего лишь одна гора, закрывавшая дорогу на столицу. Но эту гору красные так и не смогли взять. Окрепшие шахские войска и нанятые шахом на службу донские и кубанские казаки из бывших деникинцев, перешли в контрнаступление.
Не выдержав их натиска, мобилизованные Мирзой Кучек-ханом в Красную армию персидские крестьяне, разбегались или сдавались в плен. Кавдивизион чернобородого командира Амирова встретился в сабельном бою с казаками и погиб почти полностью. Вырвавшийся из сечи с несколькими людьми, Амиров, весь израненный, спасся от жаждавших мести казачьих шашек лишь тем, что сдался в плен шахским офицерам. Из Летучего отряда красноармейцев осталось в живых только 120 человек. Товарищ Абих, помощник главкома отряда Хаджи-Мурат Мугуев - бывший начальник разведки Персидской Красной армии, "русский дервиш" Хлебников, художник Мечислав Доброковский и горстка уцелевших бойцов пешком отступили в Рудессер. Бросить пришлось все - обоз, артиллерию, раненых...
Пытаясь оторваться от преследования, они из последних сил шли день и ночь среди песка и камней, выжимая последние капли воды из фляжек. Лошади и ослы пали, и пулеметы и ящики с боекомплектом изможденные бойцы тащили на себе - бросить оружие не приходило в голову никому: в нем была последняя надежда на спасение. Первый день отступления Хлебников уныло тащился вместе со всеми, но наутро стал отставать. "Виктор Владимирович, поспешите, - не скрывая раздражения, хрипло прикрикнул Абих. - Я не могу подгонять вас персонально каждую минуту, на мне отряд в сто двадцать душ! Отстанете - сами доказывайте казачкам, что вас занимает поэзия, а не классовая борьба!" "Да, да, я уже иду, Рудольф Петрович", - оживился поэт. Но потом увидел на камне "интересную ворону", черную, но с белым крылом, которая даже не думала улетать, задумался о ее птичьей судьбе и отстал вовсе.
Опомнился только от дробного перестука сотен копыт. Охватывая полумесяцем путь отступления остатков красного отряда, по следам на рысях шла сотня чубатых донцов. Ножны шашек недобро стучали о стремена, на винтовках тускло сверкало мутное от жары солнце, с лошадиных губ падала кровавая пена, люди выглядели злыми и измученными - они тоже держались из последних сил. При виде странной фигуры, склонившейся над зловеще растопырившей крылья птицей, так и не взлетевшей при их приближении, ближайшие невольно сдержали коней. На вопрос, заданный по-персидски, Виктор Владимирович только заулыбался растерянно и сказал на чистом русском:
- Глядите, братцы, птица какая интересная! Сама черная, как смерть, а крыло белое. И людей не боится...
- О, да это никак краснюк в местного вырядился! - весело оскалился казачок, с едва пробивавшимися усиками, и недвусмысленно потянул шашку из ножен.
- Погодь рубать, всегда успеешь, - остановил его седой урядник со шрамом в пол-лица и массивной серьгой в ухе. Навис, тесня конской грудью:
- А ну-кась, раб божий, обшит кожей, отвечай, кто таков будешь, если по ангелам не соскучился?
"Ну вот, опять объясняться надо", - уныло подумал Хлебников, а вслух продолжил:
- Я, господа, поэт и в некотором роде ученый. Птичек изучаю разных! Вот, на ворону загляделся, да и отстал от своих.
- Я ж говорил, краснопузый!!! - азартно заверещал казачок, не совсем ловко выхватив шашку, - Подвинь-кось, Нил Захарыч, я его зараз как пластану...
- Вложи на место, шашкой без смысла не сверкай, - с тихой, но внятной угрозой заметил урядник, - Щас я тебе подвинусь, щенок! Лети наметом за есаулом, скажи, поймали...
- Краснюка?!!
- Да не пойми кого поймали, так и скажи!
Казачок спрятал шашку и обиженно поскакал догонять остальных. Несколько задержавшихся казаков, радуясь передышке, спешились и принялись кто проверять подковы, кто подкладывать тряпицу на сбитую забившимся под седло песком в кровь лошадиную спину.
- Потерпи, Зорюшка, малость, совсем чуток осталось, зараз краснозадых порубаем, у них, может, водицы отобьем! - ласково уговаривал лошадь один из станичников.
Виктор Владимирович устало опустился на камень и заговорил все с той же вороной на "языке ангелов", который, как ему казалось, понимают птицы: "Эу, ао, уо, аи...". Ворона отвечать Гуль-мулле не стала, но из ее красноречивого молчания следовало, что понимает. "Птицы куда понятливее людей, - грустно подумал Хлебников. - И добрее". Казаки заметно оживились, и даже подошли поближе.
- Кажись он вправду того... Юродивый! Птицу вона как уговаривает! - заметил один. - Не по-божески таких обижать. Может, ну его... Пущай идет себе.
- Ты погоди, - остановил его урядник. - И не такие чудеса в мире бывают. Скажи-кось, а птица што, вправду тебя понимает?
- Ну, не каждая, предположим, - улыбнулся Хлебников. - Но эта понимает всенепременно! Она такая же, как я. С белым крылом.
- Так это што, как в песне, можно ее к нам на станицу с весточкой отправить? - то ли шутя, то ли серьезно спросил светлоусый казак с ладанкой на распахнутой груди.
- Язык птиц, господа, требует кропотливого изучения. Пока я постигаю только его азы, долог путь от альфы до омеги, и сейчас я нахожусь где-то не далее дельты...
- Чего? - не понял урядник. - Мишка, а мы ж с сотником по карте сверялись... Плутанули што-ль?
- Дельта, господа, это буква древнегреческого алфавита, вот она, - поспешил объяснить Хлебников, пальцем начертив треугольник на песке.