— Фрекен Бенгтзон уже все о нас знает. Она стояла у дверей, и если бы я не привел ее сюда, она бы уже отправилась разносить свежие сплетни о нашей встрече.
Карина Бьёрнлунд шагнула к Блумбергу.
— Теперь все безнадежно испорчено, — злобно произнесла она. — Погибло все, за что я боролась столько лет. Черт бы тебя побрал!
Она подняла с пола сумку и направилась к двери. Ёран Нильссон шагнул в круг света. Анника не видела в его руках оружия. У Нильссона было бледное осунувшееся лицо, и вообще он производил впечатление тяжело больного и слабого человека.
Карина Бьёрнлунд резко остановилась, испуганно и неуверенно посмотрела на Ёрана.
— Постой, — сказал он министру и повернулся к Блумбергу. — Ты берешь на себя ответственность за нее? Ты можешь гарантировать безопасность группы?
Анника принялась внимательно рассматривать этого серийного убийцу, его дряхлое тело, прислушалась к его медлительной речи — словно он мучительно подыскивал слова, прежде чем их произнести.
— Никакой опасности нет, — бодро сказал архивариус. — После встречи я о ней позабочусь.
Анника почувствовала, как ноги ее наливаются свинцом, а все тело цепенеет. Где-то в животе возник животный вой, который никак не мог вырваться из горла.
Желтый Дракон посмотрел на Аннику, и она перестала дышать.
— Стань там, — сказал он и указал рукой на угол.
— Мы не можем допустить, чтобы здесь присутствовал репортер, вы же прекрасно это понимаете, — запальчиво сказала Карина Бьёрнлунд. — Я с этим категорически не согласна.
Дракон поднял руку.
— Довольно, — сказал он. — Наш командир взял на себя ответственность.
С этими словами он сунул руки в карманы.
Там у него оружие, подумала Анника.
— Сегодня очень холодно, — сказал он. — Поэтому я буду краток.
На середину комнаты вышел алкоголик Юнгве.
— Дьявольский холод, — сказал он, — но неужели ни у кого не найдется немного выпивки?
Ханс Блумберг расстегнул верхние пуговицы куртки и достал из внутреннего кармана непочатую бутылку «Абсолюта». Глаза Юнгве вспыхнули, губы дрогнули от восторга. Он взял бутылку с такой нежностью, словно это был ребенок.
— Думаю, нам есть что отметить, — сказал Ханс и ободряюще кивнул Юнгве.
Глаза Юнгве слезились, когда он срывал с горлышка пробку. Анника смотрела в пол и шевелила пальцами ног, чтобы они окончательно не закоченели.
Что они с ней сделают?
Здесь все не как в туннеле, не как в туннеле.
Карина Бьёрнлунд снова опустила сумку на пол.
— Я совершенно не понимаю, зачем мы здесь, — сказала она.
— Власть сделала тебя нетерпеливой, — сказал Ёран Нильссон и посмотрел на министра драконьими глазами, подождал, когда станет центром всеобщего внимания. Потом он поднял голову и посмотрел в потолок. — Я очень признателен за то, что часть из вас откликнулась на мой зов, — сказал он. — Прошло много лет с тех пор, как я последний раз собирал вас на этом месте, и я понимаю, что это возбуждает в вас противоречивые чувства. Но вам нечего опасаться.
Он посмотрел в глаза министру культуры:
— Я здесь не для того, чтобы причинить вам зло. Я здесь для того, чтобы поблагодарить вас. Вы стали моей последней семьей, и я говорю это без всяких сантиментов.
— В таком случае зачем ты убил Маргит? — спросила Карина Бьёрнлунд севшим от страха голосом.
Ёран Нильссон покачал головой, головой Желтого Дракона, своей властной, божественной, дурно пахнущей головой.
— Ты не слушаешь, — сказал он, — ты только говоришь. Прежде ты не была такой. Власть действительно изменила тебя.
Вперед выступил Ханс Блумберг. Видимо, он устал от праздных разговоров.
— Скажи, что я должен делать, — обратился он к своему вождю. — Я готов к вооруженной борьбе.
Ёран Нильссон печально посмотрел на него.
— Пантера, — сказал он, — не будет никакой вооруженной борьбы. Я приехал домой, чтобы умереть.
Архивариус широко раскрыл глаза. Лицо его печально сморщилось.
— Но ты же здесь, — сказал он. — Ты снова здесь, наш вождь, которого мы ждали все эти годы. Революция близка.
— Революция умерла, — жестко отрезал Дракон. — Капиталистическое общество, использующее людей как скот, победило, а вместе с ним победила и фальшивая идеология: демократия, свобода слова, равенство перед законом, равные права женщин.
Ханс Блумберг благоговейно слушал, Карина Бьёрнлунд все больше и больше съеживалась после каждого слова Нильссона, алкоголик упивался приобретенным счастьем емкостью ноль семьдесят пять литра.