— Вот еще что, товарищи. После войны много осталось беспризорных ребятишек. Государство открывает детские дома, принимает все меры, чтобы спасти детей, но средств покуда не хватает. Обком партии и облисполком обратились к населению за помощью. Рабочие Карска уже собрали несколько тысяч рублей. — Поморов окинул своих товарищей взглядом. — Я думаю, мы не останемся в стороне. В фонд беспризорных вношу три рубля.
— Пишите и меня, — попросил Сема.
Когда члены ячейки внесли деньги, Степан посмотрел на Сему.
— А тебе, Сема, и тебе, Надя, поручение такое-разбейте деревню на десятидворки, подберите надежных парней и девчат, дайте им по участку и приступайте к сбору денег.
— Завтра и начнем, — ответил Сема.
— Сегодня я получил сведения, — продолжал Степан. — Сведения точные — в тайге был спиртонос Кердоля. Он встречался с Урукчой. О чем они договорились, неизвестно, но ясно одно, Кердоля постарается скупить соболей у эвенков, и опять оставят нас в дураках нэпманы.
— Поймать его надо, — предложил Сема.
— А ты знаешь как? — спросил Степан.
— В каждой охотничьей бригаде иметь своих людей. И пусть тогда является.
— Я думаю, так и сделаем. Я уж кое с кем говорил. Все будьте начеку. Кердолю надо взять живым или мертвым.
Помолчали.
— Я сегодня заходил к Кругловым. Максим куда-то исчез, — сообщил Дмитрий. — Не натворил бы чего с собой.
— Я с ним несколько раз разговаривал, — сказал Поморов. — Хотел убедить, что такое может с каждым случиться и его давно простили, но он стоит на своем, что должен искупить вину.
— Пусть немного помучается, — вступил в разговор Степан. — Для других будет хорошая наука. Советской власти нужны люди жилистые.
— Слишком дорогая цена для науки.
— Ничего с ним не сделается. Уйдет на зимовье, остынет немного, тогда в аккурат и разговор с ним вести можно будет.
Давно уже пришел день в город Карск. В мастерских затона стучали молоты, железный звон стоял в воздухе. Точно черные птицы, у причалов дремали баржи. На пристани дымил пассажирский пароход «Ермак». Открылись магазины, и продавцы поджидали покупателей. В учреждениях звонили телефоны, стучали пишущие машинки. А река никак не хотела проснуться, лежала в тумане, как в белой шубе.
Из-за реки сквозь пелену тумана на город смотрел сосновый бор. На увал вышел приземистый мужчина лет сорока пяти. Лицо широкое, плоское. Одет он немного странно: куртка из серого солдатского сукна, под ней на ремне нож в берестяном чехле, облезлая рыжая шапка из лисьего меха, штаны из ровдуги, на ногах алочи, расшитые бисером.
Бросив на город цепкий взгляд, мужчина спустился с горы, переправился на пароме через реку и неторопливо зашагал по набережной. Потом свернул в один из проулков и вошел в деревянный двухэтажный дом.
В передней его встретил рыжебородый крепкий мужчина — Афанасий Степанович Крохалев.
— Кердоля, — радостно воскликнул Крохалев. — Здорово, брат. Давно мы с тобой не виделись.
— Здорово, Афоня, — пожал руку Кердоля. — Ты совсем не старишься.
— Некогда стареть, — улыбнулся Крохалев. — Дела не дают. Пошли ко мне.
Крохалев завел Кердолю в кабинет, достал из шкафа графин водки и наполнял рюмки на высоких ножках.
— За встречу, что ли? — подмигнул Крохалев.
Чокнулись. Выпили. Закусили огурцом и сели на диван.
— Рассказывай, где пропадал, — положив руку на колено Кердоле, попросил Крохалев.
— Все в лесу живу, зверя промышляю, неплохо живу, — бросив многозначительный взгляд на Крохалева, ответил Кердоля.
— Рассказывай моей горничной, — захохотал Крохалев. — Знаю я твой промысел, слыхал.
— Тогда зачем спрашиваешь?
— Из первых рук хотел узнать. Да таиться ты что-то от меня стал.
— От старого друга ничего не скрываю.
Крохалев погрозил пальцем, снова наполнил рюмки.
— Когда-то мы с тобой сладко жили. Как эту девчонку звали?
— Бирокта.
— Славная была. До сих пор не забуду, — Крохалев опрокинул рюмку в рог.
Давно свела судьба Крохалева с Кердолей. Тогда он был просто Афоня, бесшабашный купеческий сын, не знавший, куда девать силы. Поскандалил с отцом. В это-то время и повстречался ему Кердоля. Занял Крохалев у знакомого купца денег, снарядил обоз из пятидесяти оленей и отправился с Кердолей по Среднеречью.
Три месяца они скитались по заснеженной тайге, спаивали эвенков и забирали у них пушнину. На устье Холодной реки Крохалев купил за два литра спирта у старого охотника семнадцатилетнюю дочь Бирокту. И стала она проводником его и любовницей.
В этой суровой жизни девчонка привязалась к Крохалеву, полюбила его, а молодому купцу не нужна была. И когда у него кончился спирт, он где-то в Медвежьих горах продал девушку за три соболя.
Вернулся Крохалев с хорошей добычей и пошел с тех пор в гору: купил пароход, открыл торговлю и зажил на широкую ногу.
А Кердоля подался на Бодайбинские золотые прииски, подобрал себе еще двух молодцов и занялся торговлей спиртом. Много лет все ему сходило с рук, но все-таки попался и очутился в Александровском централе. С тех пор Крохалев ничего о нем не знал.
Вынырнул Кердоля где-то в двадцатых годах. Крохалев дал ему немного денег, и тот ушел на Среднеречье. Чем жил, что там делал, никто не знал. Доходили слухи до Крохалева, что неплохо жилось Кердоле. Молодая Советская власть, как могла, заботилась об эвенках, этим и пользовался Кердоля. Наберет продуктов под пушнину в одном селе, отправляется в другое. Так вот и промышлял.
— Зачем звал, Афоня? — спросил Кердоля.
— Дело есть. Хочу в компанию взять. Соболь, хорек, горностай — в большой цене.
Кердоля испытующе посмотрел на Крохалева.
— Где торговать будешь? Попадешь в руки Чека, худо будет.
— Это не твоя печаль. Есть верные люди. А Маньчжурия не за горами.
Кердоля отхлебнул глоток вина.
— Сколько даешь?
— Десятая доля — твоя.
Кердоля усмехнулся.
— Стар я стал. Ноги худо ходят.
— Чёрт с тобой, — пятая.
— Половина.
— Четвертая, и по рукам.
— Это можно, — согласился Кердоля.
Выпили еще.
— Пойдешь на оленях, побываешь на реке Каменке. Там в Матвеевке встретишься с Боковым, но вначале найди Урукчу.
— Я его уже видел, — будто невзначай обронил Кердоля.
— Тем лучше. Урукча скажет, где найти Бокова и Трофима Пименовича Двухгривенного. У них кое-что припасено с прошлого года. Я им дам знать. Потом пройдешься по охотничьим стоянкам, дорогу к ним сам найдешь. Оленей купишь. Вот тебе деньги.
Крохалев положил пачку червонцев на стол.
— Давай помощником твоего Алешку, — помолчав, предложил Кердоля. — Делу обучать парня буду.
Крохалев покачал головой.
— Опоздал. Нет у меня сына. Ушел из дома. С комсомольцами спутался, на лекаря учится. Срам. один. — Крохалев сплюнул. — И больше даже не вспоминай о нем.
…Прошло несколько дней. Ночью от баржи, стоящей на причале, в темноту скользнула лодка, груженная двухлитровыми фляжками спирта. До берега донесся всплеск весла, и все стихло.
На рассвете лодка вошла в небольшой приток и затерялась в нем.
Поморов вел урок. Он рассказывал ребятам об Африке, об Индии, где не бывает зимы, где водятся диковинные птицы и звери.
Витя Волков морщит нос, силится разобраться во всем. Ничего не выходит. Все озера у него получаются такими, как за селом. А реки, как Каменка, на них гагары и чайки. Наконец Витя не вытерпел и спросил:
— Зимы нету, а когда же там люди белочить ходят?
Засмеялись ребята, улыбнулся и Поморов. Витя сидел смущенный. Как можно жить на свете без ружья, без собаки, без снега?
В класс несмело вошла Ятока и остановилась у дверей… Ученики с недоумением смотрели на нее, зачем же сюда шаманка пришла.
— Проходи, Ятока, садись. Вон свободная парта, — пригласил Поморов.
Ятока села и со вниманием слушала учителя. На другой день она пришла первой, молча просидела четыре урока и так же молча ушла. Поморов долго стоял у окна и смотрел вслед Ятоке. Ему хотелось знать, о чем думает она, зачем ходит в школу.