Пришел дед Корней.
— С возвращением вас.
— Спасибо.
Дед Корней окинул взглядом Василия.
— В отца, паря, попер. Вон как тайга-то тебя выходила. Пожалуй, быка кулаком собьешь.
— Куда мне, дедушка, — улыбнулся Василий.
— Ты, ядрена-матрена, не прибедняйся. Отец-то в твои годы медведя за загривок поднимал, как щенка.
— Ты, паря, того, маленько лишку хватил, — усмехнулся Захар Данилович.
— Что лишку? — закипятился дед Корней. — Самолично видел. Как-никак промышляли. Как ноне-то добыли?
— Не пожалуемся.
— Вот и добро.
— Пойдем с нами в баню.
— Я недавно парился. Да оно лишнее не будет. Пошли.
Баня небольшая. В ней каменка, полок, лавка вдоль стены. Две бочки с водой: одна с горячей, другая с холодной. Захар Данилович положил на каменку веники, поливает их водой и поворачивает. Камни зашипели, от березовых веников запахло прелыми листьями. Василий с дедом Корнеем сидят на лавке. Дед Корней блаженно почесывает грудь. Василий всем телом ощущает тепло, идущее от каменки, и с наслаждением вдыхает прелый запах веников.
— Ты, Захар, что-то долго колдуешь над вениками, — не вытерпел дед Корней.
— Веник, паря, надо умеючи распаривать: будет немного суховат лист, и не получишь удовольствия от парения. И перепаривать нельзя. Скользкий лист тоже не обласкает душу. Вот теперь впору.
Захар Данилович раздал веники, надел рукавицы, шапку, так же облачился и дед Корней. Василий смотрел на стариков и посмеивался.
— Подбрось, Васюха, пару ковшичков, — попросил Захар Данилович.
Василий плеснул воду на каменку. Горячий пар взметнулся к потолку. Захар Данилович шлепнул себя веником, крякнул от удовольствия.
— Подбрось еще немного.
Василий выплеснул на каменку еще ковш воды. Пар клубом ударился о потолок и заволок всю баню. Захар Данилович с дедом Корнеем хлестались вениками. Василий тоже парился от души. Намочит голову — и на полок. Но волосы тотчас становились сухими, накалялись, как проволока. Жгло уши и руки.
— Еще подбрось пару ковшичков, — просит Захар Данилович.
Жарко даже на полу. Первым сдался дед Корней. Он неловко слез с полка и лег на пол.
— Ты что, паря? — спросил его Захар Данилович.
— Голова вкруг пошла.
Василий с Захаром Даниловичем выбежали и бросились в сугроб, а оттуда бегом в баню. Василий плеснул на каменку пару ковшиков воды и полез на полок. Следом за ним Захар Данилович.
— Я уж не могу вас поддержать, — сожалел дед Корней. — Сила не та стала. А был дюже крепкий.
После бани мужики напились квасу и отдыхали в горнице. Мария Семеновна в кути готовила ужин.
— Балаган в вершине Ключевой сохранился? — спросил дед Корней.
— Покосился, — ответил Захар Данилович. — Я его подправил. Ночей пять там ночевал. Белки ноне кедровой много было.
— А зимовье у Лебединого озера?
— Сгорело. Пал прямо по нему прошел. Один нижний венец остался.
— Я это зимовье рубил, когда еще холостяком был, — Задумчиво проговорил дед Корней. — Места там добрые. Белки всегда много водилось. И рыбы в озере много.
— Лабаз только один и уцелел.
— Вот тебе раз, — оживился дед Корней.
Вошли Степан с Надей.
— С легким паром вас, — Степану бросились в глаза распаренные лица мужиков.
— Спасибо.
— Ты еще своих баб не растерял? — усмехнулся дед Корней.
— Дедушка, да он сам в лесу у нас потерялся, мы его кое-как нашли, — сказала Надя.
Все засмеялись.
Пришли Сема, Татьяна Даниловна, Дормидонт Захарович, Дмитрий с женой, Михаил Викторович Поморов. Бабы пошли в куть помогать Марии Семеновне, мужики курили, вяло переговаривались, нащупывая тему для разговора.
— Корней Иванович, грамоту-то одолел? — спросил Дмитрий.
— Иди она к ляду, — махнул рукой дед Корней. — Два месяца букву «В» изучал, тетрадку гумаги исписал, не пошло дело — и баста. Хоть волком вой.
Мужики дружно смеялись.
— Степан, что с оленями Урукчи думаешь делать? — спросил Захар Данилович.
— Не знаю. Наверное, всем охотникам придется раздать.
— Не годится так, — возразил Поморов.
— Это почему?
— Очень просто. Какой-нибудь ловкий мужичок найдется, приберет к рукам всех оленей, и останемся мы все в дураках.
— Урукча так и разбогател, — вспомнил Захар Данилович. — Когда он похоронил отца, пятнадцать оленей было. Потом женился на вдове, оленей двести за ней взял. Стал охотникам под соболей оленей давать для кочевок и охоты. Разбогател и стал из них кровь сосать, как клещ.
— А мы контроль учиним, — не сдавался Степан. — Изберем председателя родового Совета из бедняков.
В горницу вошла Татьяна Даниловна, была она в новом синем сарафане, в темных меховых сапожках. Вокруг шеи в несколько рядов бусы. В одной руке у нее чайник, в другой — стакан.
— С благополучным возвращением вас, — Татьяна Даниловна слегка поклонилась.
— Спасибо.
Она налила в стакан бражки и поднесла деду Корнею.
— Тебе, дедушка, от всех баб за ученье ребятишек большое спасибо.
— Что толковать-то. — Дед Корней опрокинул стакан, от удовольствия крякнул. — Хороша.
Татьяна Даниловна наполнила стакан и поднесла Захару Даниловичу.
— Тебя, братец, с хорошим промыслом.
— Спасибо.
Татьяна Даниловна обнесла всех бражкой и ушла. А вскоре в горницу внесли два стола, накрыли их скатертью. На столе появился пирог из налимьей печени, фаршированные потрошками рябчики, расколотка из сигов и хариусов, язи с душком, копченый таймень, сохатиная губа, брусника в сметане, соленые грузди, красная тайменья икра.
— Гости дорогие, прошу к столу, — пригласила Мария Семеновна.
Когда все уселись за стол, Мария Семеновна взяла чайник, налила стакан бражки и поднесла деду Корнею.
— Дай бог тебе, Корней Иванович, здоровья.
— Спасибо. Только выкушай вначале сама.
Мария Семеновна отпила, поморщилась, долила стакан и подала деду Корнею.
После второго стакана бражки женщины разрумянились.
запела Татьяна Даниловна. И песню подхватили все.
Василий с Семой потихоньку вышли на улицу. Ночь стояла морозная, звездная.
— Где сегодня посиделки? — спросил Василий.
— У Женьки.
Парни пошли улицей.
Федор Максимович сидел на маленькой скамеечке, у сундука. Максим прямо на пол из мешка вытряхнул перед ним пушнину. Подошел Сережка, взял косматую с куцым хвостом шкуру, похожую на собачью.
— Это кто такой, тятя? — спросил Сережка.
— Росомаха.
— Ты убил?
— Нет, Максим.
Максим взял у Сережки шкуру, повесил на гвоздь у окна.
— Пусть маленько подбыгает[29].
— Братка, как ты ее добыл?
— Да как. В хребте жили сохатые — матка с телком. Ночью на них напала росомаха. Телок с перепугу потерял мать. Росомаха погнала его, целые сутки шла за ним. Телок выбился из сил. Тогда она его и задавила. Возле мяса Кайла и загнал ее на дерево.
— А быка росомаха может задавить, матерого? — спросил Сережка.
— Давит и быков.
— Такая маленькая?
— Зато клыки у нее острые.
Федор Максимович взял шкурку соболя, тряхнул. Темный мех принял воздушную легкость.
— Серега, говорят, ты здесь в учителя подался, — усмехнулся в усы Федор Максимович.
— Обучал женщин, — с достоинством проговорил Сережка. — Мама вон писать научилась.
Нина Павловна убирала со стола посуду.
— Грамотей из меня, — махнула рукой, — одна стыдобушка. Только фамилию и научилась рисовать.
— Вот и неправда, — возмутился Сережка. — Весь алфавит знаешь.
— Буквы-то знаю, да только куда какую ставить, ума не хватает.