— Так и сгинул?
— Девок обижать стыдно стало.
— О господи, — всплеснула руками Мария Семеновна. — Хозяйка-то не ругалась?
— Пошто ругаться? Такой варнак был, кто жалеть будет. Хозяин суп варил, нам с подружкой спасибо сказал, — Ятока разожгла самовар.
— Еще што делать, тетка Марья?
— Собак покорми.
Ятока унесла ведро. Через некоторое время вернулась вся в снегу.
— Что с тобой? — испуганно спросила Мария Семеновна.
— Малыш соскучился, — улыбнулась Ятока, — Играть ему надо. Столкнул меня в сугроб. Когда Кердолю поймали, рядом ходил, меня охранял. Все понимает, как человек. Шибко хорошая собака.
— Старик стает. Седьмая осень пошла. Надо смену растить.
Пришли Василий, Сема и Женя. Женя увидела на шее у Ятоки бусы, глаза у нее заблестели.
— Где покупала? В Госторге?
— Подарок это. В Госторге таких нет. Из города привезли.
— Мы за тобой, Ятока, пришли, — сказал Василий, — Дело есть.
— Куда пойдем? — спросила Ятока.
— К Жене. А потом на вечерку.
— Да вы хоть поешьте, — засуетилась Мария Семеновна.
— Нас Женя покормит.
Хлопнула дверь. Мария Семеновна подошла к окну. Молодежь шла по залитой солнцем улице. Василий был на голову выше всех.
Вечер. В сельсовете горит свет. За столом сидят Степан, Поморов и Дмитрий. Степан на листе бумаги что-то пишет и говорит:
— С премиями все. Теперь насчет праздника. Ты, Дмитрий, отвечаешь за соревнование на оленях. В гонках чтоб участвовали все эвенки. А ты, Михаил Викторович, отвечаешь за соревнование по стрельбе и организуешь различные игры. Вот, кажется, и все.
— Когда пушнину отправлять будем? — спросил Дмитрий.
— За два дня упакуешь?
— Если поможете.
— Бери всех комсомольцев.
— Говорят, что возле Карска банда пошаливает, — сообщил Поморов. — Кердоля со своими дружками. Одного заготовителя убили, пушнину забрали.
— Кто тебе сказал? — поднял взгляд Степан.
— С почтальоном разговаривал.
— Откуда Кердоля взялся? — удивился Дмитрий.
— Я получил письмо, — сказал Степан. — Кердоля из-под стражи бежал. Может наведаться и сюда.
— Сейчас не пойдет, — рассудил Дмитрий. — Снег по пояс. След не спрячешь. Если явится, так весной.
— А пушнину, Дмитрий, сам повезешь. И возьми с собой людей понадежней.
— Зачем?
— Ничего. Береженого бог бережет. Не что-нибудь, а золото повезешь.
Скрипнула дверь. Все подняли головы. В дверях стояла Ятока. Под мышкой у нее сверток.
— Здравствуйте, — чуть кивнула Ятока.
— Здорово, — за всех ответил Степан. — Проходи, садись.
Ятока подошла к столу.
— К тебе пришла, Степан.
— Выкладывай. У меня от товарищей секретов нет.
— Вот бумагу принесла.
Я тока подала Степану листок, исписанный карандашом.
Степан в недоумении посмотрел на Ятоку, подвернул фитиль в лампе и стал читать: «Красному партизану, председателю Матвеевского сельского Совета товарищу Воронову Степану».
Степан оторвал глаза от листка и посмотрел на Ятоку.
Она стояла какая-то присмиревшая.
«Пишет тебе гражданка свободной Советской России Ятока, — продолжал читать Степан. — Мне от отца осталось наследство — пять тысяч оленей. Но я не хочу эксплуатировать пастухов, охотников и прочих граждан. И клеймю позором паразитов трудового народа: Урукчу, Кердолю и Трофима Пименовича Воронова, по прозвищу Двухгривенный. И я, как сознательная гражданка, отдаю Советской власти и всем трудовым охотникам пять тысяч оленей. Документ подписываю собственноручно».
В конце стояло два маленьких крестика. Степан повертел листок и поднял взгляд на Ятоку.
— Кто это тебе написал?
— Вчетвером писали: я, Вася, Сема и Женя.
— А знаешь, что вы написали?
— Все знаю, разве маленькая, — обиженно ответила Ятока. — Оленей пять тысяч отдаю тебе. Зачем мне столько? Одна маета.
— А не хитришь?
— Какой непонятливый. Без шапки ходил, мозги подморозил.
Степан встал, улыбнулся.
— Маета, говоришь. Черт подери, да это же здорово, Ятока. Оленей — Советской власти… Вот тебе и Ятока. Вот тебе и шаманка!
Степан схватил в охапку Ятоку и закружил по комнате.
— Совсем дурной Степан стал, — высвободилась из его объятий Ятока. — Пойду к Наде. Жаловаться буду. Пусть тебе взбучку дает.
Все засмеялись.
— Ятока, а что я с твоими оленями делать буду? — по серьезнев, спросил Степан.
— Ты — Советская власть. Должен все знать.
Степан усмехнулся, крутнул головой.
— Должен знать. А вот не знаю. Ты — шаманка, и тоже ни черта не знаешь.
Степан выжидательно посмотрел на Ятоку. Ятока блеснула глазами.
— Я больше не шаманка.
— Что ты сказала?
— Совсем глухой.
Ятока вытащила из кармана чучело горностая — Делаки и положила на стол. Рядом положила шаманский халат, бубен и шапку.
— Скажи, Степан, всем охотникам, всем людям, я больше не шаманка.
Степан ошалело смотрел на Ятоку, на халат, на Делаки.
— Как это получается? Значит, по боку чертей?
Ятока с грустью посмотрела на чучело горностая, вздохнула и согласно кивнула.
— Куда я с твоим богом деваться буду? — взял чучело Степан.
— Можешь маленько шаманить с ним.
— Правильно, Ятока. Пусть сменит тебя, — смеялся Дмитрий.
Ятока вышла, а Степан, озадаченный, стоял с чучелом в руках.
— В каждой бабе тысяча чертей сидит, это я вам точно говорю. Попробуй угадай, что она через пять минут выкинет. А куда мне этого идола девать? Выкинуть? Да меня завтра эвенки в куски изрежут.
— Выкидывать нельзя, Степан, — заметил Дмитрий. — Узнают старики, сегодня же весь род уведут к Урукче в тундру. А он только этого и ждет. По-моему, отдать его надо старику Согдямо, и пусть с ним возится. Все равно ему теперь делать нечего.
— Халат шаманский я возьму, — сказал Поморов. — Пошлю в музей.
— А что с оленями делать будем? — спросил Степан.
— Надо коммуну создавать, — ответил Поморов.
— А как? Знаешь?
— Учиться будем.
— Легко сказать, учиться. Нашего бы комиссара сюда, — размечтался Степан.
В школе народу — ступить некуда. Хотя Степан и запретил курить, под потолком сизый дым облаком висит. Среди шапок и шалей, точно маки, красные косынки женщин-охотниц. Ятока сидит в переднем ряду с Надей. Перед ней, прямо на полу, скрестив и подобрав под себя ноги, дымит трубкой Согдямо. В дальнем углу, у окна, — Василий с Семой. У доски, за столом президиума, Степан и учитель Поморов. Справа от них, под красным знаменем, стоят два пионера.
Степан постучал карандашом по столу. Шум понемногу стал утихать. Степан встал, одернул гимнастерку, перехваченную широким ремнем, и окинул зал цепким взглядом.
— Честное слово, радостно у меня сегодня на душе, — улыбнулся Степан. — Два плана выполнили. Контра хотела нам вонючего хорька подсунуть, не вышло. Я получил письмо из райкома. Так что, товарищи охотники, от всей Советской власти вам большое спасибо.
Настроение у охотников было хорошее, и они от всей души хлопали,
— Но гулять нам долго не придется, — продолжал Степан. — В городе худо с харчами. Не успели по воде завезти: рано морозы ударили. Нет мяса даже для детских садов и больниц. Люди голодают. Рабочие очень просят оказать им помощь. Мы тут прикинули, создадим десять охотничьих бригад. Каждой бригаде задание — спромышлять по пять сохатых. Так что, мужики, готовьте лыжи. Придется немного попотеть. Об этом мы еще потолкуем с охотниками после праздника. А теперь слово имеет товарищ Поморов.
Поморов встал.
— Товарищи, я хочу вам сообщить одну отрадную весть. Была у нас шаманка Ятока. — По залу пробежал недоуменный шепот. — Я говорю, была шаманка, — повторил Поморов, — потому что Ятока отказалась от шаманства, сдала халат и шапку в сельсовет, и мы теперь пошлем его в музей. Сдала и чучело Делаки — основателя рода.