— Есть. Дымок такой бутуз стал. Сегодня с Юлой к нам прибегал. Тявкает.
— На будущий год его в тайгу возьму. Вот для тебя и собака добрая будет.
— Я во время каникул приду к вам на зимовье?
Димка положил руку на плечо Славе.
— Бабушка уже старенькая. Кто без тебя ей дров наколет, воды принесет? Да и Анюту с тетей Глашей одних не оставишь. Ты давай петли на зайцев ставь, на кабарожек. Я завтра почту отвезу, сходим вместе, места добрые покажу. Крючья наладим. Переметы ставь. А то без харчей-то вы тут горюшка хватите.
— Ты патронов мне побольше заряди. Я на куропаток охотиться буду.
— Зарядим. Только ружьем не балуйся.
— Я что, маленький, что ли?
Димка улыбнулся, похлопал Славу по плечу.
В ограде их встретили Чилим с Ушмуном.
— Слава, накорми собак.
— Ладно.
Димка поужинал. Вспомнил, что обещал вечером зайти к Лене. Подумал о Любе. Завтра полдня проведут вместе, а потом когда опять увидятся? И Димке неохота стало идти к Лене.
Сосновый бор утонул в осенней мгле. Холодом веяло от земли, холодом тянуло от реки.
Генка Ворон пружинисто встал.
— Едут.
— Чудится тебе, — лениво отозвался Спиря.
Генка Ворон постоял и опять опустился на землю.
— Сволочи. Утром должны были проехать.
— Зря мерзнем. В такую темень разве поедут? Пойдем, костер разложим, погреемся, — предложил Спиря.
— Не ной, слюнтяй.
Димка с Любой выехали за ворота поскотины. По широкому пустырю, присыпанному снегом, вольно гулял ветер. В небе кружили серые облака. Вдали над поредевшим колком метались два ворона, они то взмывали к облакам, то падали черными лоскутами к лесу. Их гортанный клекот наводил тоску.
— Ну, и погодка сегодня, — тяжело вздохнула Люба.
— Осень.
Димка, оглянувшись на Любу, пустил лошадь на ходкую рысь. Навстречу побежала узкая лента дороги. За поскотиной дорога свернула к реке и пошла косогором. Димка перевел лошадь на шаг. Подъехала Люба.
— Шугу понесло, — кивнула она на реку. — Как переправляться будем?
Река была в белых пятнах.
— Это снег, — ответил Димка. — Да и в шугу переправимся. Лошади привычные, — Димка потрепал по шее Сокола.
Люба посмотрела на серые горы.
— Скоро на охоту пойдешь?
— Белка нынче быстро созреет: рано приморозило.
— Меня будешь вспоминать?
— Я тебе буду приветы с птицами посылать, — улыбнулся Димка.
— Я не знаю птичьего языка.
— А я научу.
Из леса на тропу выбежали Ушмун с Чилимом и помчались впереди лошадей.
— Догнали, — с любовью в голосе проговорил Димка,
— Не могут они без тебя.
— Чилиму только разреши, он к спать ко мне в постель заберется.
Дорога свернула на мыс и пошла лесными лужками.
Димка опять пустил лошадь рысью. На лужках стояли зароды сена, припорошенные снегом. Возле дороги виднелись заячьи следы. Кое-где оставили ровные строчки горностаи. В перелесках шумно вспархивали рябчики и с испуганным свистом разлетались по сторонам.
За мысом Димка придержал лошадь, нагнулся и сломил несколько веточек красной смородины с крупными гроздьями.
— Солнечная ягода, — подавая Любе веточки, улыбнулся.
— Спасибо, Дима.
Спустились к Сонному плесу. С обеих сторон его темнел ельник. Вдали, где кончался плес, белел яр. Глухо, недобро шумел лес. Из наволока вылетел ворон, увидев всадников, испуганно каркнул и метнулся от реки.
— Что это они сегодня привязались к нам? — Люба тревожным взглядом проводила птицу.
— Зима надвигается. Житье-то несладкое будет. Вот и мечутся. В бору у родничка передохнем? — спросил Димка.
— Посидим. Мне что-то расставаться с тобой не хочется. Привыкла за лето. Теперь поеду только по санной дороге, когда река встанет. Ты уж в тайге будешь.
— И прокачу я тебя зимой, с бубенцами. На всю жизнь запомнишь.
— Ты опять с обозом уйдешь.
— Ничего, найду время.
В двух шагах от родника, навалившись на ствол сосны, дремал Генка Ворон. Его под бок ткнул локтем Спиря.
— Едут.
Генка вздрогнул, непонимающе уставился на Спирю.
— Что?
— Едут, говорю.
Генка кинул взгляд вдоль плеса, хищно блеснули его маленькие глаза. Щелкнул взведенный курок.
— Может, не они? — усомнился Спиря.
— Оки. Видишь, на передней лошади сумы чернеют. Почта. Как только минуют нас, я стреляю в спину ямщика. Ты прыгаешь на тропу.
И два ствола повернулись навстречу Димке с Любой.
— Дима, посмотри, какая красота! — показывая на залавок, радовалась Люба.
Димка придержал лошадь. С залавка склонялся куст рябины. Ветки оттягивали тяжелые огненные гроздья. Димка ударил лошадь пятками, подъехал к кусту рябины, сломил ветку с несколькими гроздьями и подал Любе:
— Это тебе на память о лете.
— Спасибо, — понимающе кивнула Люба.
И опять они ехали вдоль берега. Впереди бежали собаки. Люба подержала ветку с гроздьями и бережно положила ее за пазуху.
До Белого яра осталось шагов сто пятьдесят — двести. Впереди бежавшие собаки вдруг замерли и потом с сердитым лаем кинулись к лесу. Ушмун сделал несколько прыжков и замер. Чилим суетился на склоне, но в лес боялся бежать.
Димка остановил лошадь, снял из-за спины ружье и положил его на колени. К нему подъехала Люба, остановилась рядом.
— На кого это они? — испуганно спросила Люба,
— Не знаю. Если у ключа медведь, то Ушмун был бы уже там. И лает-то он как-то странно.
— Поедем.
— Нет. Ты постоишь здесь, а я пойду закрайком леса, посмотрю, кто там.
У ключа хлопнули два выстрела. Конь под Любой вздрогнул, заржав, вздыбился. Димка левой рукой подхватил Любу к кинул к себе в седло. Любин конь грохнулся на спину и гулко забил копытами по мерзлой земле.
— Бандиты… — выдохнул Димка.
Сокол, почуяв опасность, крутнулся под седоками.
— Дима, в сумах деньги и облигации, — испуганно проговорила Люба.
У ключа снова хлопнули два выстрела. Пули прошли мимо. Димка спрыгнул с седла.
— Скачи в село! Я задержу бандитов.
Димка огрел Сокола плеткой, и он с места пошел вскачь. Люба пригнулась, ей казалось, что сейчас в спину прилетит пуля. Раздался выстрел, следом за ним еще два более слабых. Но и на этот раз пули миновали ее. «Только бы не споткнулся. Только бы не споткнулся», — молила Люба. Сквозь топот копыт она слышала выстрелы, но они уже доносились слабо.
Наконец кончился плес. Дорога вильнула от реки к кустам. Люба придержала лошадь. Деньги и облигации были спасены. И только теперь она вспомнила о Димке. Напрягла слух. Сквозь шум леса донесся слабый выстрел. «Живой», — радостно ударилось сердце Любы. И первым ее желанием было кинуться к Димке. «А деньги? — Люба посмотрела на сумы. — Вдруг где-нибудь еще засада?» И спину ее обдало холодом.
Люба понукнула лошадь и помчалась в село за помощью. Ей рисовались картины одна страшней другой: то она видела Димку у реки с окровавленной головой, то привязанного к дереву. А рядом бандитов с ружьями. И Любе становилось тяжело дышать.
На всем скаку она подъехала к сельсовету, спрыгнула с седла. На крыльцо выбежала Валентина Петровна.
— Бандиты, Валентина Петровна! У Белого яра нас встретили!
— Васильевич где?!
— Коня подо мной убили. Дима там, бандитов задерживает.
— Живой он хоть?
— Не знаю. Я долго стрельбу слышала.
Люба в изнеможении опустилась на крыльцо, расстегнула куртку: к ногам ее упала ветка с гроздьями рябины. Люба подняла ее, прижала к лицу.
А к сельсовету уже бежали Матвей Кузьмич, Серафим Антонович, Андрейка и Вадим. Они были у кузницы, пристреливали ружья и видели, как Люба мчалась к сельсовету.
— Бандиты. Под Белым яром почту встретили. Васильевич не вернулся, — сообщила им Валентина Петровна.