У меня кружилась голова — но больше от радости, чем от долгого верчения в воздухе.
— А что мы будем делать?
— Мы возьмем папу и пойдем все вместе гулять!
— Папу?.. — Перед глазами встал мой родитель, столь же далекий от меня, как гора Килиманджаро. В данный момент, он, верно, сидит в своем кабинете и читает газету или раскладывает пасьянс на мониторе, ожидая, пока мама наложит последние штрихи перед выходом в свет. — Он не пойдет с нами! — Я твердо покачала головой.
— Глупенькая, мы возьмем не того папу. А такого, как я!
Она подмигнула мне, да так задорно, что я расхохоталась и подмигнула в ответ целых три раза.
— Ну да, какая же я дурочка! Конечно же, мы возьмем не того папу, а твоего!
С семьей и домом, как я уже рассказывала, у меня было далеко не прекрасно. Нет, на посторонний взгляд все отлично: мы с братом одеты-обуты, учимся в лучшей школе плюс репетиторы-гувернантки, игрушки самые новые и дорогие, каникулы то на Канарах, то в Альпах. Но это лишь глянцевая обложка на книжке, где преобладали пустые страницы, изредка заполненные дежурными фразами.
В раннем детстве я особенно остро ощущала эту пустоту и собственную ненужность двум людям, подарившим мне жизнь. В три года у меня появилась привычка подбирать вещи родителей, которые они забывали то тут, то там, и прятать в свой шкафчик. Я даже выделила для них полку. Помню, в этой коллекции были мамины помада и шарфик, папины солнечные очки и запонка. Няня знала о моем тайнике, но воспитательных мер не предпринимала: догадывалась, что невинное воровство проистекает из одиночества. Когда становилось совсем грустно, я доставала какую-нибудь вещичку и разговаривала с ней, словно с живой мамой или живым папой.
Потом я подросла и оставила эту глупую привычку, но сосущее чувство одиночества не проходило. Я страстно завидовала Тинки-Винки: после занятий в школьном вестибюле ее ждала мама, толстая и заботливая, в чьи объятия она неслась с радостным воплем. Меня же встречал неразговорчивый шофер на мерсе цвета мокрого асфальта.
Поэтому несложно представить, что я испытывала рядом с женщиной, которая смотрелась как самая смелая и заветная мечта о маме. От счастья у меня вибрировали кончики волос и ресницы. И еще — переполняла столь мощная и бурливая энергия, что, казалось, могу взлететь и макушкой пробить потолок.
Когда мы проходили мимо комнаты брата — вприпрыжку, держась за руки, как две задушевные подружки, — Рин из нее выходил. Думаю, так получилось не случайно — мой заливистый смех разносился по всему коридору. Столкнувшись с нашей парочкой нос к носу, брат пару мгновений рассматривал мою гостью, затем перевел взгляд на меня и выразительно повертел пальцем у виска.
— Совсем сбрендила!..
Ответить я не успела — развернувшись, он понесся в противоположную от нас сторону.
— А он редкостная бука! — заметила мама в удалявшуюся спину и скорчила забавную рожицу.
Я в ответ фыркнула, но негромко, чтобы Рин, не дай бог, не услышал.
— Но при этом — совершенно необыкновенный! — Она возвела глаза к потолку. — Фантастика! Просто супер. Уродится же такое!…
— Раз в миллион лет! — радостно согласилась я.
Тень папы (я раздобыла ее в прихожей — когда настоящий папа неторопливо облачался в пальто перед зеркалом) оказалась не менее классной: великан под два метра ростом с золотым кольцом в ухе и громоподобным смехом. Он весь зарос курчавой светло-рыжей бородой и смахивал на пирата. Я даже струхнула в первый момент. Но он был такой веселый и добродушный, что мандраж тут же улетучился. Облачен он был в широчайшие атласные штаны алого цвета и безрукавку, расшитую серебром.
— Ну что, мои любимые и золотые, — он обхватил нас с мамой огромными лапищами и плотно прижал к себе и друг к другу, — куда вы хотите, чтобы я повел вас?
— В зоопарк! — Я выпалила, не колеблясь ни секунды. — Я там ни разу еще не была! За все мои девять лет.
— Кошмар! — Мама сочувственно присвистнула. — И я знаю, чем это мотивировалось.
— Мне говорили, что там антисанитария и микробы, и я очень хочу на них посмотреть.
— На микробов?! — Она рассмеялась. — Глупыш, они такие маленькие, что их не видно.
Хотя папа разжал свои медвежьи объятия, она по-прежнему прижималась к нему, уткнувшись щекой в безрукавку, а он, с очень довольной физиономией, тихонько дул ей на макушку со светло-русым хохолком.
— Я знаю, я пошутила. Я начитанная девочка.
— Тогда лучше в цирк, — пробасил папа. — Там их тоже предостаточно. А еще, специально для начитанных девочек, там клоуны и воздушные гимнасты. А главное — зверюшки не такие несчастные, как в клетках зоопарка. Они там бегают, прыгают и кувыркаются.