— Рин, послушай! Некоторым понравилось — простым людям, не снобам, не критикам. Жаль, что ты позвал по большей части не их. Очень понравилось!..
Но это я уже прокричала в быстро удаляющуюся спину. Которая и не подумала обернуться или притормозить.
Избавившаяся от злобной Ругры Як-ки молчаливой тенью слонялась по комнатам, не обращая внимания на гостей. Светлое платье сменила длинная юбка Ханаан и ее же красно-желтое пончо.
Снешарис, раздобывший где-то виски, застыл перед картиной с богомолом, выпивая из горлышка и чокаясь своей бутылкой с нарисованной.
Маленький человек декламировал под полотном "Четки" свои стихи, то и дело воздевая руки к картине и патетически возвышая голос. Он умудрился собрать двух-трех слушателей.
Ханаан превратилась в статую, выбрав место у бронзового семисвечника. Она позволила себе только скупые движения кисти, подносящей и отводящей от губ мундштук с сигаретой. Впрочем, глаза тоже двигались, и именно они первыми заметили неладное.
— Рэна! Взгляни, что творится с Як-ки.
Я повернулась в указанном направлении и с ужасом поняла, что на место Ругры быстренько явилась Нигги. Вольготно развалившись на коленях у одного из гостей, Як-ки ласково почесывала его за ушком, ухмыляясь томно и недвусмысленно. Гость, важный грузный дядька, налился апоплексической багровостью, бросая панические взоры на даму с ледяным презрением на овечьем лице — супругу или подружку.
— Черт! Ну почему именно сейчас?!
Поскольку статуя и не подумала сдвинуться с места, ситуацию пришлось разруливать мне. Я хорошенько потрясла Снежи, выводя из алкогольного забытья, а затем, уже вдвоем с ним, мы привели в чувство вдохновенного Вячеслава.
Вдвоем они кое-как стащили Як-ки с чужих колен и увели в неизвестном направлении, тем самым сохранив чужую семью и снискав горячую, задыхающуюся благодарность толстяка…
Гламурные гости очистили дом только к полуночи.
Все были подавлены и печальны, и даже Як-ки, избавившаяся от Нигги (как и с чьей помощью, для меня осталось неведомым), выглядела непривычно угрюмой.
— Полный провал, да? — Снежи горько усмехнулся.
— Ничего подобного! — Я продолжала гнуть свою линию. — Простым людям понравилось. Но их было мало — он же наприглашал сливок и злобных от собственной творческой импотенции критиков.
— Я видел, одна девушка даже плакала, — подтвердил Маленький Человек. Он скинул жавший ему фрак и натянул свой ветхий пиджачок. — А один мужчина минут десять не отходил от полотна.
— От "Незнакомки"? — спросила я.
Вячеслав кивнул.
— А реакция детей? — заметила Ханаан Ли. Ее сложная прическа растрепалась, а рисунок глаза на лбу расплылся от пота. — Обычно дети на выставках зевают. А те двое-трое, что родители притащили сюда, глаз не спускали с картин. Корчили им рожи, разговаривали. Я сперва хотела мамашам замечание сделать, что притащили сюда своих невоспитанных личинок. А потом меня осенило — дети чувствуют.
— Их души еще не заплыли жиром, — отозвался Маленький Человек.
— Надо к Рину. Ему плохо!
Як-ки вцепилась в меня и Ханаан и потянула к дверям. Мы подчинились неохотно: никому не хотелось встречаться сейчас с ним. Видеть и говорить с творцом, отверженным тупым стадом…
Рин сидел в кабинете-оранжерее, на подоконнике. Окно было распахнуто настежь, и ночная прохлада наполняла комнату. Я заметила, что растения — и деревья, и хмель, и фиалки — пожухли, словно их давно не поливали. Видимо, им передалось настроение хозяина.
Брат не повернул головы на звук наших шагов, не ответил на осторожный оклик Ханаан. Як-ки приблизилась и тронула его за плечо.
— Не надо! Так больно. Дышишь больно. Мне страшно.
Рин отшвырнул ее — так, что Як-ки не удержалась и упала на спину. Хорошо, что на диван. Нагнувшись, он занес кулак. Она испуганно вскрикнула — и я синхронно с ней, но кулак впечатался в стену.
— Убирайтесь! — Брат не смотрел на нас. Костяшки пальцев кровоточили, и он облизал их, как собака. — Все, все прочь! Чтобы я вас не видел, чтобы никогда не слышал ваших голосов!
— Куда?
Снежи выступил на полшага, и Рин ухватил его за воротник.
— Ты, золотой мальчик, можешь валить домой! Твои любящие родители будут рады до визга, что их отпрыск, отряхнув со ступней плохую компанию, вернулся в лоно семьи. Ханаан Ли, — он отбросил Снешариса и резко повернулся к ней (та испуганно отшатнулась, скрывшись за мою спину), — счастлив будет содержать любой состоятельный папик, просто за честь почтет. Маленького Человека заждавшиеся жена и детишки примут обратно, и он поймет, наконец, какой фигней маялся последние годы. Як-ки без разницы, где и как быть. Она давно уже больше там, чем здесь. Тебя же, Рэна, — он усмехнулся, глядя на меня в упор, — ждет не дождется твоя милая серая обыденность.