Когда мрак перед глазами рассеялся, то она оказалась лежащей на земле, увидев возвышающегося над ней вифида, наступившего своей серповидной лапой на её лицо. Теперь она могла чувствовать его резкое и наводящее ужас зловоние, похожее на гниющую плесень. Ей пришло в голову, что смерть, которую она видела во сне, на этот раз, могла быть ее собственной.
Голова оказалась сильно сжата, когда пятнистая плоть его ноги накрыла ее нос и рот. Запах зловонно-пахнущей черноты был накрепко запечатан внутри неё. Наконец она услышала приглушенный, словно издалека, голос.
— Орхидея.
Зо скорчилась и ощутила незначительное ослабление давления ноги: ровно настолько, чтобы дать ей возможность ответить.
— Что?
— Орхидея Мураками — голос, раздающийся из широкого, клыкастого рта был низким и хриплым, более похожим на рычание. — Где она?
— Зачем?
Глаза вифида сузились.
— Не трать мое время, джедай, иначе ты сгинешь, как и твой друг. — Он наклонился вниз, пока она не смогла ощутить зловонный запах дыхания, вырывающийся сквозь узкие щели его ноздрей.
— Она… в главной инкубационной камере. — Зо привстала ровно настолько, чтобы кивком головы показать направление, и почувствовала сильную вспышку боли, пронзившую плечевой сустав, к которому вифид приложил весь свой вес. — Вон там, за тобой. Но ты не можешь просто…
— Давай, показывай.
Вцепившись в ее руку, он потащил ее за собой. Зо заметила боевой лук и колчан со стрелами, перекинутые через мускулистую спину вифида, его спутанную серо-золотую гриву, покачивающуюся взад-вперед. Несколько костей, некоторые явно человеческие: челюсти и фаланги, были вплетены в его шерсть, стуча, друг по другу. Вифиды, если она правильно помнила Классификацию видов, рождаются хищниками; они живут, чтобы охотиться и убивать. Это позволяет им покидать свой мир и удачно устраиваться в качестве наемников, охотников за головами, или кем-то еще похуже.
Вифид поднял ее за шею и швырнул ко входу в инкубатор.
— Открывай.
— Вам просто нужно нажать на ручку.
Отстранив Зо в сторону и держа правую руку на ее шее, левой рукой он схватился за ручку и отключил блокировку. Когда дверь открылась, он втащил ее внутрь, держа на расстоянии вытянутой руки от себя, и осторожно двинулся вглубь теплицы. Зо попыталась запрокинуть голову вверх, чтобы облегчить давление на горло, но он держал ее почти в полуметре от земли…она не могла достать до неё даже кончиками ног. Из дальнего угла она услышала треск ломаемого оборудования. Что-то тяжелое с грохотом упало на землю. Когда показалась рука вифида, в его пальцах был стебель орхидеи, хотя цветок уже начал увядать в его руке.
— Что с ней случилось? — спросил вифид.
— Она особая, — попыталась объяснить Зо. — Она не может выжить вне инкубатора, ей нужна…
— Что? — потребовал он, ослабляя хватку ровно настолько, чтобы она могла опуститься и коснуться пола.
Она выдавила, ненавидя себя за это: — … Я.
— Зачем?
— Если она вне инкубатора, я не могу быть дальше, чем в метре от нее. Я должна быть рядом. Иначе она теряет свою силу.
Зо взглянула наружу, в ту сторону, откуда она пришла. Ее взгляд скользнул по телу Волла Бенниса. Его труп лежал около дерева, словно скомканная масса — одна ладонь раскрыта, как если бы он пытался схватиться за мифический спасательный круг, который, так, и не появился. Копье, которое пригвоздило его к дереву, уже выдернули.
У Зо было слишком мало времени, чтобы окончательно прийти в себя. Как вдруг вифид нанес торцом копья резкий удар в ее правый висок, и она погрузилась в пучину глубокой и беззвездной ночи.
Глава 8. Полискин
На протяжении своей истории каменистый и пустынный мир Джеонозиса пережил множество катастроф и эпидемий, в том числе удар кометы по самой большой из лун, в результате чего, было почти полностью уничтожено все население планеты. Оценив результаты полученных разрушений, наводнений, и непредсказуемого солнечного излучения, со своей страшной радиацией, древние жители Джеонозиса (те, кто остался) решили переселиться под землю, и понять их было не трудно.
Не многое изменилось с тех пор.
Джеонозис. Находясь здесь, в краю пещер и торчащих в небо остроконечных скал, Рохо Трейс понял, что стоящий перед ним офицер Республики закончил говорить, или, по крайней мере, остановился, чтобы перевести дыхание. Офицера звали лейтенант Норч, и, несмотря на то, что он смотрел Трейсу прямо в глаза, почти крича, чтобы быть услышанным сквозь ветер, он все равно говорил официально и натянуто. Иначе говоря, идеальный продукт бюрократии, которой он присягнул на верность.