— Именно, столь напряженными… Если вы ничего не имеете против, то мне хотелось бы продолжить наш разговор в более спокойной, непринужденной обстановке. Не возражаете?
— Нисколько.
— Не оставите ли вы мне телефонный номер для связи с вами?
— Будет лучше, если я сам вам позвоню.
Пьер выхватил из кармана пиджака визитную карточку, черкнул на ней номер своего мобильника и передал д'Онненкуру.
— Тут указаны почтовый и электронный адреса, домашний телефон. Еще я записал номер сотового.
Габриэль взглянул на визитку.
— Когда будет удобно вам позвонить?
Пьер вспомнил про Мадлен. Пока длилась лекция, он ненадолго перестал ломать голову над этой проблемой. Теперь журналист решил, что лучше всего будет отложить встречу на пару дней, пока он не получит доступа к оригиналам «Красной змеи».
— Утро пятницы вас устроит?
— Я позвоню в одиннадцать.
Пьер неподвижно уставился в спину этого человека. Быть может, он сам себя накрутил, но ему казалось, что Габриэль покидал зал Ассоциации друзей Окситании прямо-таки царственной поступью. Журналист вернулся к столу и запихал бумаги в папку. В этот момент к нему подошли президент ассоциации и два его собеседника, которых Пьер не знал.
— Поклонник? — спросил президент.
— Человек, увлеченный вопросами, которые мы сегодня обсуждали.
— Поздравляю вас с отличной лекцией, месье Бланшар! Вы были на высоте.
— Не преувеличивайте.
— Я и не преувеличиваю. Обсуждение тоже прошло очень интересно, — всплеснул руками президент. — Да нет, не просто интересно — блестяще!
— Спасибо за добрые слова.
Глава ассоциации повернулся к людям, сопровождавшим его.
— Позвольте, я вас представлю. Комиссар Годунов и инспектор Дюкен.
Пьер сразу же отметил, как участилось его сердцебиение. Он попытался ничем не проявлять беспокойства и протянул руку для приветствия.
— Очень приятно.
— Быть может, пройдем в мой кабинет? — предложил президент.
— Что случилось?
— Лучше будет, если мы поговорим наедине, — заметил Годунов.
— Что происходит? — заупрямился Пьер.
— Вы были знакомы с мадемуазель Тибо?
Бланшару стало нехорошо. Он переспросил почти что инстинктивно:
— Вы сказали «были»?
Полицейские обменялись взглядами. Комиссар ответил так тихо, точно он опасался, что их может подслушать кто-нибудь еще:
— Мадемуазель Тибо умерла.
Все тело Пьера покрылось испариной. Рубашка на спине моментально промокла. Пот лил с него ручьями.
— Вам плохо? — спросил Годунов.
— Полагаю, лучше перейти в мой кабинет, — повторил президент ассоциации. — Там вам будет намного удобнее. Пожалуйста, следуйте за мной.
Пьер молча позволил довести себя до кабинета. Там было тесновато, но уютно. В комнате находилось нечто вроде алтаря. Члены ассоциации весьма почитали великого окситанца Беренжера Соньера, настоятеля церкви Ренн-ле-Шато. На полках громоздились книги, посвященные знаменитому аббату и его таинственному монастырю. На одной из стен помещалась фотография Соньера. Особое внимание посетителей привлекал плакат, на котором было изображено ужасное изваяние демона Асмодея. Это была репродукция скульптуры из храма Ренн-ле-Шато. Демон поддерживал там купель со святой водой.
— Выпьете воды, месье Бланшар? — спросил президент, который тоже ощутимо нервничал.
— Да, пожалуйста.
Пьер выронил портфель и рухнул в кресло. Годунов воспользовался отсутствием президента, чтобы заметить:
— Я вижу, известие о кончине мадемуазель Тибо сильно вас взволновало.
Пьер неопределенно помотал головой.
— С утра у нас была назначена встреча.
— По какому-то определенному поводу?
— Мадлен собиралась показать мне некоторые весьма интересные документы. Что именно с ней произошло?
Полицейский как будто не расслышал вопроса.
— Вы были дружны?
— Да.
— Мне очень жаль, месье Бланшар, но вашу подругу убили.
— Ее убили? Это просто… просто невозможно! — Пьер слишком поздно заметил, что сказал глупость.
— К сожалению, так оно и есть.
Разговор оборвался с появлением хозяина кабинета. В руках у него был поднос с пластиковыми бутылочками и парой стаканов. В один из них он налил воды и передал Пьеру.
Тот сделал несколько коротких глотков. Пить было трудно, горло как будто не пропускало жидкость. В его лихой жизни бывало всякое, но известие об убийстве Мадлен было сопоставимо только с сообщением о смерти родителей.
— Пожалуйста, кабинет в вашем распоряжении на сколь угодно длительный срок. Я обожду снаружи, — сказал президент и мягко прикрыл за собой дверь.