Усилием воли монах заставил себя говорить спокойно:
— Не могли бы вы вернуть мне цепь?
Пальцы Исмаила снова сжались.
— Разве рукописи вас не заинтересовали?
Бернар небрежно ответил:
— Я же сказал, что их древность внушает почтение, однако по содержанию они скудны. Теперь мне понятно, почему раввин Иаков не проявил к ним интереса.
— Они написаны не по-еврейски.
— Причина не в этом, а в их содержании.
Купец с такой силой грохнул кулаком по столу, что масло чуть было не выплеснулось из светильника. Язычок пламени заколыхался.
— Раввин Иаков их едва пролистал! Для него тексты, написанные язычниками, ничего не значат!
Исмаил определенно проглотил крючок. Теперь Бернар понимал, почему этот скряга до сих пор не расстался с самой важной рукописью.
— Где вы их раздобыли?
— В Иерусалиме. Мне продал их торговец, лавка которого примыкает к стене храма.
— А он их как заполучил?
— По его словам, самыми различными путями. С недавних пор в Иерусалиме такое попадается на каждом шагу. Все ищут реликвии! Христиане просто обезумели!
Слова Исмаила объясняли, почему рукописи повествуют о столь различных материях. Они были собраны в разных местах.
— Только эту я приобрел в Патрасе, на северной оконечности Пелопоннеса. — Купец взял в руки тетрадку, лишившую Бернара покоя. — Меня заверили в том, что здесь описана жизнь того самого человека из Назарета, которого вы именуете Христом.
— Сколько за нее просите?
Исмаил разжал ладонь и поглядел на цепь.
— Мне кажется, это хорошая сделка.
Брат Бернар попросил прощения у своей матушки. Ради рукописи он должен был расстаться с этой вещью.
— Хорошая для вас. Цепь стоит не меньше десяти солидов.
— Даю слово, эти пергамента очень древние. Некоторые из них написаны в Иерусалиме. Доставить их в Труа было делом непростым. Ведь дороги так и кишат грабителями, а я не ношу одеяний, которые внушают почтение некоторым злодеям. Мне пришлось расплачиваться золотом с воинами, охранявшими меня. Не сомневайтесь, это хорошая покупка. В вашем монастыре по достоинству оценят иерусалимские рукописи, написанные в столь важную для христиан эпоху. Вы могли бы представить их в виде реликвий. Тогда к вам, конечно же, устремятся толпы поклонников с тугими кошельками! Про эту мне говорили, что она написана одним из спутников Назарянина, — произнес купец, указывая на рукопись, доставленную из Патраса.
Брат Бернар смерил собеседника взглядом:
— Да вы законченный пройдоха!
— Так, значит, вы согласны? Сундучок прилагается бесплатно.
В эту ночь брату Бернару так и не удалось заснуть, несмотря на то что его многострадальное тело покоилось на гостеприимном ложе в доме дяди, Андре де Монбара, знатного человека, вхожего ко двору графа Гуго Шампанского. Цистерцианец растянулся на мягком матрасе, набитом овечьей шерстью и ничуть не напоминавшем тюфяк в его монастырской келье, и продолжал раздумывать о смысле самой важной из приобретенных им рукописей.
Монах прочел ее с полдюжины раз подряд, и у него не осталось никаких сомнений в том, что раввин был прав. В руках у Бернара оказалось Евангелие, содержание которого могло потрясти самые основы христианства. Этот текст не оставил бы равнодушным и иудея. Только презрение, которое Иаков Там питал к письменам, отличным от еврейских, могло объяснить тот факт, что рукопись оказалась в руках у Бернара. Конечно же, так распорядилось Божественное провидение.
Вскоре после полуночи монах поднялся, чтобы совершить положенные молитвы. При свете толстой свечи он еще раз перечел рукопись и снова убедился в правоте своих догадок.
К рассвету брат Бернар обрел уверенность в том, что его находка есть божий дар. Клятва, данная раввином Иаковом его учителю, недоверие этого книжника к текстам, написанным не на еврейском и арамейском языках, остановка торговца в Патрасе, появление его в Труа — целая вереница совпадений!
Нет, Бернар не верил в совпадения. Всевышний пожелал, чтобы рукопись, содержащая в себе необыкновенную тайну, оказалась в его руках. В ту ночь в начале тысяча сто четырнадцатого года монах пребывал в растерянности. Он не знал, на что решиться, однако был убежден в одном — нужно действовать.
2
Иерусалим, январь 1119 года
Шепотки придворных поутихли, когда камергер несколько раз стукнул церемониальным жезлом об пол и звучным голосом возвестил о появлении трех рыцарей:
— Гуго де Пайен, Готфрид де Сент-Омер и Андре де Монбар!