Создавшееся положение не могло не вызывать протеста у передовых людей того времени. Туркестанские и казахские просветители — писатели, философы, ученые — разоблачали поддерживаемый муллами русский колониализм и мракобесие. Более чувствительные к идеям прогресса, свободы и социализма, приносимым образованными русскими революционерами, чем к идеям панисламизма и пантюркизма, ставшим знаменем националистической буржуазии и некоторых «джадидов»[15], они призывали народ углублять собственную культуру, одновременно открывая для себя с помощью русского языка доступ к наукам и современным идеям. Среди просветителей были казахский этнограф, историк, публицист и путешественник Чокан Валиханов (1835–1865 гг.), живший в Бухаре таджикский писатель и философ Ахмад Дониш (1827–1897 гг.), преданный исламу и в то же время выступавший за реформы, а также за обучение русскому языку и литературе узбекский поэт, мыслитель, публицист Закирджан Фуркат (1858–1909 гг.), высмеивавший в своих сатирических стихах представителей знати, и, конечно, казахский поэт и философ Абай Кунанбаев (1845–1904 гг.), прославленный певец свободы и прогресса.
Но, столь близко от неминуемой бури, кто во дворцах обращал внимание на эти голоса, если не с целью заставить их замолчать? Кого заботило, что страна разрушается изнутри — от собственной нищеты, голода и невежества?
Созерцая красоту куполов, покрытых голубой и золотой майоликой, которые возвышаются над медресе и мечетями в сверкающем небе Бухары и Самарканда, русские аристократы, эмир, ханы и баи нимало не сомневались, что той жизни, которой они наслаждаются, счастливым образом обеспечена вечность.
Тем более жестоким будет пробуждение.
ЧАСТЬ II. БУРЯ НАД ТУРКЕСТАНОМ
Восстания в «тюрьме народов»
На восточных окраинах империи, как и в ее европейском центре, небо уже давно рассекали молнии, пока в 1917 году не грянула буря.
И действительно, в русских колониях, а также в Хивинском ханстве и Бухарском эмирате на протяжении десятилетий, предшествовавших революции, царило лишь относительное спокойствие. Междоусобные распри между феодалами, бросаемые эмиром или ханом призывы к газавату[16], выступления, потопляемые в крови царскими войсками, как, например, в Андижане в 1898 году, демонстрации, проходящие под антиколониальными и социальными лозунгами, например «холерные бунты» в Ташкенте в 1892 году, драматически сменяют друг друга. И хотя не происходит каких-либо широких и способных изменить существующий порядок крестьянских или городских восстаний, в Средней Азии совсем не так спокойно, как уверяют в Санкт-Петербурге. Как и в колониальном Алжире, где десятки тысяч крестьян были согнаны со своих земель, проникновение царского капитализма довело до нищеты множество дехкан. Некоторые из них, спасаясь от голода и безысходности, уходили в горы, чтобы вести там полную опасностей жизнь «благородных разбойников». Они нападали на богачей, на чиновников царя или эмира, на фермы богатых казаков-колонистов. В трех областях — Ферганской, Самаркандской и Сырдарьинской, — где колониальная эксплуатация была наиболее тяжелой, подобные налеты беспрерывно продолжались все последние годы XIX столетия.
В городах местный пролетариат был еще немногочислен и не отличался высоким уровнем политического сознания. Однако революция 1905–1907 годов стала для него прекрасной политической школой. Впервые многие из рабочих местного происхождения принимали участие наряду с русскими трудящимися, занятыми на частных предприятиях и в железнодорожных цехах, в демонстрациях и шествиях, организованных в Ташкенте, в Верном (Алма-Ата) и других городах. Впервые местные жители участвовали в забастовках на стороне русских, украинских, белорусских и польских иммигрантов.
Несмотря на свою ограниченность, эти совместные битвы имели важное политическое значение. Они предвосхитили — вопреки жившим еще долгое время национальным предрассудкам и «великорусский» дух, который коммунисты будут разоблачать и против которого будут непрестанно бороться, — исторический союз русских и местных революционеров в борьбе против царского угнетения и местных феодалов-эксплуататоров. Принимая участие в совместных действиях, выдвигая экономические и политические требования, русские и нерусские постепенно проникаются сознанием, что у них — какими бы ни были их национальность, религия и язык — общие интересы и надежды. Этот важный фактор политического созревания чаще всего игнорируется советологами либо, когда они все же к нему обращаются, преподносится ими как «пропагандистский аргумент». Ведь их главная забота — показать, что между русскими и нерусскими была, остается и всегда будет существовать непреодолимая враждебность.
15
Джадиды (от араб, «усул-и-джадид» — новый метод), участники буржуазно-либерального движения, реформисты. Члены партий Шура-и-Ислам, младохивинской и младобухарской. После Октябрьской революции — организаторы контрреволюционного движения в Средней Азии. — Прим. ред.