В апреле 1917 года Временное правительство опубликовало декрет об образовании в Ташкенте Туркестанского комитета, к которому перешла вся власть в Туркестане. Его главой становится Н. Щепкин, член партии кадетов. В мае, после образования в Петрограде коалиционного кабинета, в составе этого комитета происходят некоторые изменения: в него входят меньшевики и эсеры, что, однако, никак не меняет проводимой им политики. В Петрограде, Ташкенте, да и во всех других городах империи, где сотни тысяч рабочих, крестьян и солдат, захваченных революционной волной, приняли участие в свержении царизма, от правительства ждали конкретных действий, а не пустых трескучих фраз, которые расточали оказавшиеся у власти буржуазные политики.
В Туркестане это разочарование народных масс, пожалуй, еще более ощутимо, чем в других местах, потому что здесь не были проведены в жизнь некоторые меры, улучшающие положение рабочих. В то время как в России рабочие уже добились восьмичасового рабочего дня, в Туркестане в 1917 году им приходится работать по двенадцать часов в день. Колониальная система не сломана, несмотря на обещания и заявления о «равенстве всех народов империи», Временное правительство придерживалось, в сущности, прежней политики угнетения, дискриминации и эксплуатации. В «Декларации прав», адресованной «туземным народам», оно не пошло дальше признания «права личности» и «равенства всех подданных бывшей империи». Чисто формальная декларация, мало к чему обязывающая, поскольку она не говорит о равенстве и правах народов. Отметим между делом, что сорок лет спустя французское правительство словами Ги Молле[17] представит алжирцам, поднявшимся на борьбу за право на существование в качестве самостоятельной нации, аргументы такого же рода. Оно предложит им «равенство в правах с французами», но откажется признать законность их стремлений к независимости.
Февральская революция 1917 года ускоряет объединение представителей местной буржуазии. Владельцы земельных угодий, разбогатевшие торговцы, предприниматели и промышленники являются одновременно противниками и союзниками русского капитализма: противниками потому, что им оскорбительно присутствие колонизаторов, мешающее им быть у себя по-настоящему хозяевами и являющееся препятствием для их политических и экономических амбиций как в Средней Азии, так и в других областях империи. А союзниками потому, что им необходимо выступать единым фронтом против народного движения, которое направлено не только против царского гнета, но и против той социальной системы, которой они обязаны своим положением. В дальнейшем они, не колеблясь, станут на сторону царских офицеров и чиновников, землевладельцев-казаков и других извлекающих выгоду из колонизации слоев. Ведь выбора нет: перед лицом социалистической революции национальная буржуазия рассматривает штыки русской армии как свою наилучшую защиту.
В Средней Азии, как и в других районах бывшей империи, различные нации обретались в запутанном конгломерате племен и национальных общин, которые в зависимости от обстоятельств объединялись, разваливались или противостояли друг другу. Принадлежность к исламу и к тюркской семье народов представлялись единственно важными элементами объединения, и именно на них опирались идеология и лозунги национальной буржуазии: панисламизм или пантюркизм, а может, и оба вместе. Как часто случается в истории, бунт против иностранного гнета и стремление сохранить свое национальное лицо обряжались в религиозные покровы. Прославляя ислам, местные буржуа стараются собрать вокруг себя независимо от принадлежности к разным социальным слоям всех узбеков, туркменов, казахов, татар, представителей других «мусульманских» народов.
В мае 1917 года в Москве открылся Мусульманский съезд, собравший несколько сот участников, приехавших из «мусульманских областей» империи — с берегов Волги, из Крыма, с Кавказа, из Степного и Туркестанского генерал-губернаторств и других мест. Принятые на нем решения отражают заблуждения и противоречия различных представленных течений. Так, одна из принятых резолюций требует предоставления «национальной территориальной автономии» в «демократической республике, организованной на федеративной основе». Однако спустя несколько месяцев на II Мусульманском съезде вопрос стоит лишь о «национальной культурной автономии». Этот лозунг (аналогичный выдвигавшемуся еврейским Бундом) представлял собой значительный шаг назад по сравнению с выдвинутым ранее требованием территориальной автономии.
17
Ги Молле — французский политический деятель, премьер-министр (1956–1957 гг.). — Прим. ред.