Но в начале 1920-х годов ничего этого еще не было. Ни даже десятилетие спустя! В 1931 году устроители Парижской колониальной выставки, полностью посвященной «нашим имперским завоеваниям и достижениям», могли проводить триумфальные празднества, не встречая, за редким исключением, каких-либо возражений. И именно в этом мире, где неравенство народов и подчинение самых слабых самым сильным рассматривались как закон и даже как логика истории, русская революция заявляет о своем твердом намерении установить между всеми нациями и народностями бывшей царской империи полное равенство. Это заявление не могло быть расценено владельцами колоний иначе, как вызов и смертельная угроза всякому «цивилизованному обществу». Именно так оно и было воспринято.
Действительно, что могло быть опаснее, чем пример порабощенных народов, вдруг получивших статус равных партнеров. Более того, новые русские руководители во главе с Лениным открыто заявляли о своей убежденности в том, что революция, которая преобразит жизнь народов бывших царских колоний, неизбежно вызовет также коренные перемены в управляемых Западом империях, населенных сотнями миллионов подданных, которые не станут вечно мириться со своим порабощением. Насколько сильно опасность распространения революционного пожара на их собственные владения беспокоила тогда великие державы, настолько мало волновала их будущая судьба среднеазиатских территорий и их обитателей. Кто, впрочем, мог серьезно верить в то время в проекты этих «мечтателей», которые провозглашали своей целью в кратчайшие сроки поднять громадные массы истощенных недоеданием и болезнями безграмотных азиатов, чья жизнь ничем не отличалась от средневековой, до современного уровня развития, чтобы они могли сами вершить свои дела? Однако в правительственных кругах и в правлениях фирм Запада считали, что эта пропаганда тем не менее подрывает основы «законного» владычества «белого человека». А значит, по их мнению, она не только лжива, но и преступна.
Таким образом, за исключением нескольких «специалистов» — действительно, весьма «специфических», если иметь в виду службы, к которым они чаще всего принадлежали, — западные авторы и журналисты в течение многих лет совсем не интересовались величайшими переменами, которые и в самом деле происходили на советском Востоке. Политические деятели и газетные обозреватели на свой лад комментировали «русские события», подразумевая под этим всю территорию и все народы — русский и другие — огромнейшей страны и не останавливаясь специально на проблемах, скажем, ее восточных регионов.
Внезапно, лет двадцать назад, все сразу переменилось. Словно вдруг прозрев, исследователи из различных институтов и специальных учреждений в Соединенных Штатах, Великобритании и Франции — действительно ученые, но легко впадающие в заблуждение в силу своего воспитания и предрассудков, — а также писатели и журналисты, держащие «нос по ветру» и более занятые прославлением модных тезисов, чем поисками истины, «открыли» республики Средней Азии и «красный ислам».
Чем же объяснить, что после долгих лет пренебрежительного замалчивания страсть к советскому Востоку так вот сразу обуяла советологов? Публикуемые на эту тему работы начали в основном появляться в шестидесятые годы. Обратите внимание на отнюдь не случайное и не удивительное совпадение: именно в этот период большинство стран, еще находившихся под колониальным владычеством, добились независимости. Только в Африке менее чем за 10 лет — с 1956 по 1965 год — на бывших французских и английских колониальных территориях было образовано 32 новых государства. Несмотря на последние очаги сопротивления колонизаторов, весь континент, за исключением Южной Африки, очень быстро втягивался в непреодолимый процесс преобразований. Если после окончания второй мировой войны большинство населения планеты еще было связано колониальными узами, то тридцать лет спустя население оставшихся за морями клочков бывших империй составляло уже лишь один процент.
Когда прошло первое возбуждение от сознания завоеванной свободы, новые нации стали думать о своем будущем: какой путь избрать, чтобы как можно быстрее покончить с унаследованной от прошлого отсталостью? Можно было, конечно, прежде, всего посмотреть на пример тех стран, которые раньше других добились независимости. Но заслуживают ли в самом деле многие, скажем, латиноамериканские или карибские «республики», которые часто отсчитывают свою независимость с XIX века, того, чтобы на них равнялись, если там продолжают царить нищета, неграмотность, безработица, иностранная эксплуатация и если очень часто их «свобода» не идет дальше того, что желает допустить Вашингтон? Для народов, над которыми десятилетиями и веками владычествовал Запад, у капитализма и колониализма — одно лицо. Глядя из своей хижины на принадлежащий ему жалкий клочок земли, африканский крестьянин сравнивает его с расположенными по соседству роскошными плантациями транснациональной компании и, видимо, вряд ли готов восхищаться чудесами свободного предпринимательства. Шахтеры, докеры, безработные, отброшенные в трущобы больших городов, рядом с которыми быстро выросли шикарные кварталы для привилегированных слоев местного населения, не больше того крестьянина хотят мириться с участью, уготованной им в собственной стране, пусть теперь официально и независимой. Их волнует один и тот же вопрос: разве для того освободились они совсем недавно от гнета, чтобы обрести его вновь или увидеть возрожденным в другой форме, даже если сегодня над родной страной свободно реет национальный флаг? Разумеется, не все «деколонизованные» однозначно реагируют на сложившееся положение. Меньшинство уже надело башмаки своих бывших хозяев, и, между прочим, с помощью последних. Именно поэтому власть этих новых правителей столь хрупка, а сами они то и дело выказывают свое предпочтение капитализму — системе, губительность и бесчеловечность которой их народ в самой жестокой форме испытал на самом себе. «Нет ни одной африканской страны, — совершенно справедливо отмечает африканист Клод Уотье, — которая в той или иной форме не заявляла бы сегодня о своей приверженности социализму; это стало почти всеобщим правилом даже для тех — а они более многочисленны, — кто стоит ближе к лагерю западному, чем к лагерю коммунистическому»[5]. Этот выбор не плод долгих теоретических дискуссий, а результат наблюдения за конкретными фактами. Грандиозное развитие бывших царских колоний, ставших советскими республиками, пример победоносного наступления на бедность и невежество, который они подают, очевидно, не остались незамеченными, несмотря на замалчивание и дезинформацию. «Сомнительно, — пишет английский историк Джоффри Бэрэлоу, в котором никак не заподозришь революционера, — чтобы азиатские и африканские лидеры не заметили, что русские за двадцать пять лет сделали гораздо больше для народов, живущих за Полярным кругом и… еще в 1917 году не имевших своей письменности, чем англичане для Индии, которую они оккупировали на протяжении почти двухсот лет»[6].
5
Цит. по кн.: К. Уотье. Африка африканцев — в чем состоит принадлежность к черной расе. Париж, 1977. — Прим. ред.
6
Цит. по кн.: Дж. Бэрэлоу. Введение в современную историю. Хармондсуорт, Мидлсекс, 1967. — Прим. ред.