Но как чувствуют себя эти «метисы»? «Мой отец — узбек, моя мать — русская», — говорит молодая женщина, преподаватель немецкого языка в Ташкентском университете. «Я одинаково хорошо говорю на обоих моих родных языках. Когда я нахожусь в семье моего отца, я чувствую себя совершенно узбечкой. Когда я общаюсь с моими русскими родственниками, я чувствую себя абсолютно русской и вместе с ними пою по-русски. Для меня в этом нет никакой проблемы, возможно, потому, что я чувствую себя прежде всего советской».
Батир Диаров и его жена Валентина живут в пятикомнатном доме на северной окраине Ташкента. Оба работают инженерами в типографии. Он узбек, а она — украинка, из-под Полтавы. Они встретились, когда были студентами полиграфического института во Львове. Их весемнадцати-летнюю дочь зовут Эльмира (имя и узбекского, и европейского звучания), она учится в институте и станет инженером-текстильщиком. Их сыновьям-близнецам — двенадцать лет. Они еще школьники. В «мусульманских» семьях близнецам часто дают созвучные имена. Этих назвали Тимур и Артур, одного на восточный, другого на европейский лад.
В Алма-Ате в семье Хальковых жена — казашка, работает сварщицей на домостроительном комбинате. Муж — русский, родом из Челябинска, инженер-механик на том же заводе. Они познакомились на этом заводе, где насчитывается более семи тысяч рабочих и служащих. Были ли сложности в этом браке? «Возможно, вначале — говорит муж, — наши старики не сходили с ума от радости. Но это было двадцать лет назад. Сегодня все прошло бы гораздо легче. В конце концов они меня приняли и теперь любят не меньше, а может быть, и больше, чем своих собственных детей». Жена говорит по-русски, а муж хорошо понимает по-казахски: «Если я не понимаю какой-либо фразы в телепередаче, моя жена объясняет ее мне…» В семье две дочери, которым в шестнадцать лет нужно было выбрать себе национальность. «Первая, — рассказывает отец, — которую зовут Джанат — это казахское имя, — сказала нам: «Я чувствую себя русской» (именно эту национальность она и выбрала). Другая, по имени Наташа, ответила: «А я чувствую себя казашкой». А мы с женой сказали им: «Это ваше дело, доченьки, главное, чтобы вы были счастливы…»
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
«Никогда, — пишут два экономиста в книге[50], посвященной неравноправным экономическим отношениям, сложившимся между развитыми капиталистическими и развивающимися странами, — за время существования того, что мы называем миром, количество неграмотных мужчин и женщин не было так велико, как сегодня. Никогда голод не убивал столько людей. Никогда неравенство в условиях жизни не было таким гигантским, никогда не были столь бесчисленными матери и дети, лишенные какого-либо медицинского ухода».
Одна международная конференция за другой знакомят мир с цифрами, иллюстрирующими это суждение, настолько ужасными, что они кажутся невероятными: так, согласно данным, приведенным на Оттавской конференции в октябре 1979 года, на следующий год в мире должны были умереть от голода пятьдесят миллионов человек (137 тысяч человек в день!). Вместе с голодом соседствует невежество. По данным ЮНЕСКО, в 1980 году в мире было два миллиарда неграмотных против полутора миллиардов в 1970 году. К этому следует добавить ужасающую судьбу детей «третьего мира»: ЮНИСЕФ (Детский фонд ООН) определяет в 400 миллионов число тех, кто рассматривается как «сироты от нищеты», то есть тех, кого не в состоянии прокормить семья.
Именно эти невыдуманные образы реального мира следует держать в голове, чтобы оценить величайшую важность и актуальность советского опыта. И чтобы понять источник вдохновения, каким он не перестает быть для всех тех, кого «свободный мир», видимо, навеки присудил к жизни в бидонвилях, к бродяжничеству и унижению.
Можно ли, впрочем, серьезно говорить о прогрессе, о защите прав человека и о свободе, если не созданы условия, которые должны не на словах, а на деле освободить сотни миллионов человеческих существ от рабства, голода, невежества и страха за завтрашний день? И можно ли сделать это, решительно не поставив под вопрос систему, которая может жить и выжить лишь в том случае, если ее железным законом остается обеспечение прибылей?
Разумеется, советская Средняя Азия не предлагает себя в качестве всеобщей модели для подражания. В каждой стране существуют особые условия, которые заставляют искать свои собственные ответы, а мир уже не тот, каким он был в эпоху Октябрьской революции. Но как можно не видеть того, что этот советский опыт — какими бы трудностями, а порой и ошибками он ни был отмечен — может дать поучительный пример и вселить реальные надежды?
50
Цит. по кн.: Л. Концами н, Ж. Кафантан. «Кто боится «третьего мира»?» Париж, 1980. —Прим. ред.